- Смотреть на тебя - мое неотъемлемое право и привилегия.
Привилегия - это хорошо. Но не в нынешнем же виде. Я собираюсь ответить, но не успеваю. Лечу-лечу… падаю в горячий песок…
Мы строим замок в четыре руки. Выше, чтобы до самого неба. Со стеной, в которую прячем ивовые прутья, с нарядными башнями - Настька таскает из реки воду в синем ведерке. Мокрые башни легче строить.
- Жарко, - жалуюсь я. И Настька кивает. Солнце здесь яркое. - Скоро я совсем приду.
- Зачем?
- Замок строить.
- А свадьба?
На коленки налип песок. И на руки тоже, на шею, всюду только песок… я пытаюсь стряхнуть, но руки становятся тяжелыми. И Настька говорит чужим голосом - сладкое какао на молоке:
- Нельзя.
- Отпусти, - это не Настька, и мне жаль, что нас прервали. Я ведь до сих пор не извинилась, а ведь должна была. Я трусиха. И теперь умру.
- Нет, Иза, не умрешь.
Когда совсем плохо, Кайя носит меня по комнате. Плохо почти всегда, а комната такая маленькая. Из нее нельзя выходит. Как тюрьма, только хуже. Мне хочется увидеть море.
- Похоронишь меня на берегу?
- Нет.
- Почему?
- Потому что ты не умрешь.
Голос больше не шоколад, скорее крепкий арабский кофе. Но мы же оба знаем, что шансов у меня почти нет. Я взрослая и родилась в мире, где не слышали про мурану. У меня нет того иммунитета, который защищает местных жителей. И нет другого, свойственного Кайя.
Жаль, что вся сказка так быстро закончилась. Я почти втянулась.
- На берегу, - в конце концов, хотя бы могилу я имею право выбрать? - Там, где мы встретили паладина. Урфин знает. И еще цветы… я не люблю лилии. Не высаживай их.
- Иза, ты говоришь глупости.
Сердится. Он начинает рычать, когда сердится, только сам не слышит. Рык рождается в груди, заглушая звук сердца. Но меня не пугает.
Как Кайя в принципе можно бояться?
- А вот розы - люблю. Но там они вряд ли приживутся. Почва каменистая. Хотя… - меня осенила идея, показавшаяся гениальной. - А если розы поставить в горшках? В Замке ведь найдутся большие горшки? Да! Белый куст и красный. Потом они разрастутся и потянутся друг к другу. По-моему, это очень красиво - розы над обрывом.
Я задумалась, представив собственную могилу. Надо будет еще и статую попросить. Ангелов здесь нет, с меня что-то внятное ваять уже поздно. Но вот милую девушку, которая словно бы смотрит вдаль… и лавочку. Кто-нибудь станет меня навещать и предаваться томительным размышлениям под сенью моих розовых кустов. Главное, чтобы розы не обрывали.
- Изольда, - вкрадчиво произнес Кайя, и нынешний тон - жареный миндаль и шоколад белый, который я недолюбливаю за его непохожесть на шоколад - мне очень не понравился. - Я тебя похороню в семейном склепе.
- Там нет моря?
- Признаться, когда его строили, то не учли, что море может понадобиться.
Они не учли, а мне теперь страдать. И вообще, склеп - это что-то мрачное, сырое. С мертвецами. Ну, конечно, я тоже не слишком живой буду, но все равно… не хочу склеп!
- Если тебя это утешит, то похороны будут пышными.
Воображение представило меня, возлежащей среди роз - пусть гроб наполнят ими - в белом подвенечном платье… ах да, его еще не сшили. Но ведь сошьют! Во исполнение последней воли Нашей Светлости… подданные рыдают, вспоминая меня добрыми словами.
Разум внес небольшую поправку - рыдания исчезли. Добрые слова тоже.
- Ты будешь очень красива в том золотом платье…
- Ты не посмеешь!
- Сомневаешься? - насмешка. Нельзя насмехаться над больными! Умирающими даже! Но у Кайя имелось собственное мнение. - Конечно, лицо придется маской укрыть, но я думаю, что парик и платье отвлекут внимание от этой несущественной детали.
Маска? Несущественная деталь? Парик? И платье?
То проклятое платье, которое давно следовало изрезать на клочья?!
- Кринолин в гроб не влезет, - мстительно заметила я, но Кайя парировал:
- Гроб возьмем побольше. Ну или придавим чем-нибудь тяжеленьким.
Ага, крышкой. Нет уж, спасибо. Если он и вправду так со мной поступит, то я восстану и буду приходить к нему по ночам, завывая и звеня позолотой.
- Иза, ты просто не умирай.
Легко ему говорить…
День первый.
Второй. Третий и четвертый. Кайя путается, до того они похожи друг на друга. Перемены должны быть, но перемен не было.
Сыпь распространилась по телу, но и только. Цвет ее оставался прежним - гнойно-желтым.
Без крови. Главное, что без крови.
Ее и так почти не осталось.
Всякий раз вскрывая вены, Кайя убеждал себя, что этот раз - точно последний. И жар спадет.
Держался.
Пятый и шестой. Седьмой. Изменений нет.
Кайя снова заперт, старые шрамы зудят, но эти стены головой не прошибить. Сейчас он и близко не представляет, что именно надо делать.
На глаза попадается лист бумаги. Кайя не рисовал уже… давно.
…и снова берег. Желтая лента вдоль синей. Замок. Настька.
- Не приходи сюда, - говорит она, выливая воду в ямку. Песок чернеет, и Настька руками вымешивает его, как тесто. - Лучше там будь.
- Я… я хотела попросить прощения.
Сажусь рядышком.
- Я тебя предала. Дважды. И я бы все исправила, но не знаю как…
- Ты исправила.
- Нет, тот человек…
- Он тоже умер. Давно уже, - Настька вытирает пот со лба, оставляя грязевые разводы. - Не сиди здесь. Тебе туда надо.
Я пытаюсь уйти, но не знаю куда. Берег, берег… верба полощет зеленые листья. И снова берег с Настькой. Замок почти достроен. А у меня в кармане разноцветные стеклышки лежат.
- Держит, - признаюсь я.
- Извини.
- Я умру?
- Не знаю, - я не поняла, кто из этих двоих - Настька или Кайя - мне ответил.
Отвратительная честность.
Но река исчезла. Зато я вижу комнату. Цвета резкие, до головной боли - ее мне только для полного счастья и не хватает. Я в кровати. Кайя… рядом. Сидит на полу, опершись на угол камина. На колено положил доску и что-то увлеченно пишет.
Или нет - рисует.
Я наблюдаю. Сейчас Кайя снова другой и нынешний, пожалуй, мне нравится. Он мне весь нравится, но о таком здесь говорить не принято. А если я умру? Так и не сказав?
И что изменится?
- Ты проснулась? - он реагирует на взгляд. - Пить хочешь?
Ужасно. Ощущение, что я пуста. Наверное, опять кровь пускали. Мерзкая процедура, причем, кажется, Кайя она куда более неприятна, нежели мне. Но после кровопускания становится легче.
- Что ты рисуешь?
- Тебя.
Лучше бы пейзаж. Или натюрморт из кота, рыбьей головы и трех яблок.
- Зачем?
Он не собирался отвечать - я почувствовала это - но потом передумал.
- Мне кажется, что так я привяжу тебя к миру.
- Дашь посмотреть? - сегодня у меня не хватает сил, чтобы держать голову. Кайя помогает напиться.
Он выглядит помятым. Уставшим. Он вообще спит? Не знаю. Вряд ли, если всегда рядом. Да и кровать Нашей Светлостью прочно оккупирована. На коврике у двери? Коврик, кстати, так и не заменили. И дверь заперта прочно. Но спрашивать не стану.
Как-то неудобно.
Мы смотрим рисунки. Их много и у Кайя определенно талант, только все равно он безбожно льстит. Я слишком красивая, если быть объективной. Но я больна и к бесам объективность.
- Есть что-то, чего ты не умеешь делать? - пытаюсь шутить, хотя снова жарко.
Его совершенство угнетает.
- Беречь близких людей, - подумав, ответил Кайя. - Рисовать легче. И все легче.
Тут я с ним согласна. Сегодня мне не хочется шутить.
- Кайя, - мне нравится называть его по имени. - А куда уходят люди после смерти? В вашем мире. У нас верят, не все, но многие, что душа бессмертна…
- Это так.
- И что если хорошо себя вести, то попадешь в рай. Это такое место…
-…где нет войны…
Что ж, куда более конкретное описание.
Его рука ложится на лоб, и сегодня она невыносимо тяжела. Еще немного и кости треснут.
- Иза, не пугай меня, пожалуйста.