— Все очень хорошо сохранилось, — сказала она, указывая на дортуар. — Пара небольших сколов и царапин, но ничего непоправимого. На самом деле, вероятно, это одна из лучших комнат, которые я видела во всем в замке.
Драко кивнул.
— Здесь все в очень хорошем состоянии.
— Не знаю почему, но я хотела тебе показать. Думала, будет... приятно увидеть, как хорошо дортуар пережил войну.
— Да, — просто ответил он, все еще оглядываясь по сторонам. — Но все равно довольно... странно здесь находиться.
— Я понимаю, что ты имеешь в виду, — согласилась она, приблизившись к Драко. — Даже не знаю почему, но это правда странно. Как будто меня окружают призраки. Каждый дюйм этой комнаты пробуждает воспоминания.
— И не все из них хорошие.
Гермиона нахмурилась.
— Да, не все. Но большинство из них. Находясь здесь, я вижу, как мы читали Шекспира, готовили утренний чай...
— ...катались на коньках на Рождество, смотрели из окна фейерверки, — добавил он, наклоняясь и неторопливо ее целуя. Поцелуй оказался не очень долгим, но теплым и нежным, вкуса яблочного сока. Он отстранился, ухмыльнулся и сказал:
— И, разумеется, весь секс.
Гермиона улыбнулась и закатила глаза.
— Тебе обязательно нужно все опошлить?
— Обязательно, — пожурил он, украдкой поцеловав еще раз, прежде чем повернуться к спальне Гермионы. — Особенно когда я вхожу сюда. Эй, Грейнджер, как насчет быстренького...
— Не заканчивай фразу, — упрекнула она. — Что ты хотел мне сказать? Что-то о матери?
Веселье исчезло с лица Драко. Смахнув осколки стекла с подушек, он уселся на подоконник и пригласил Гермиону присоединиться к нему.
— Мне стоит волноваться? — спросила она, осторожно продвигаясь вперед.
— Нет, просто подойди сюда.
Они сидели рядом, свесив ноги из разбитого окна. Солнце успокаивающе грело их лица, несмотря на завесу тумана, окутывавшую золотистое сияние; сразу за территорией Хогвартса небольшое стадо фестралов грациозно летело на юг со стаей ласточек. Звуки людей, восстанавливавших замок, время от времени подхватывал своенравный ветерок, но по большей части здесь было тихо — достаточно тихо, чтобы Драко мог слышать, как Гермиона нервно постукивает по оконной раме.
— Грейнджер, тебе действительно не о чем беспокоиться, — сказал он, беря ее за руку, чтобы она перестала стучать. — Клянусь. Я просто хотел сказать, что мама решила уехать на некоторое время...
— Ты уезжаешь? — выпалила она.
— Нет, Грейнджер, успокойся. Я не уеду. Мама переезжает на Гернси, и, по-видимому, Грюм сказал, что какое-то время никто не сможет войти в Малфой мэнор. Хотя я и не планировал возвращаться туда после...
— ...всего, что там произошло.
— Вот именно, — кивнул он. — Но это все равно не имеет значения. Сегодня утром я разговаривал с Дромедой, некоторое время я поживу у нее.
Глаза Гермионы расширились.
— Правда?
— Ей понадобится помощь с Тедди, и я не хочу, чтобы она была одна. Конечно, она хорошо со всем справляется, но я посчитал, что ей нужен кто-то рядом, и когда спросил, могу ли остаться, она показалась довольно счастливой.
— Думаю, это отличная идея. Думаю, это... очень благородный поступок.
— Никакого благородства, Грейнджер, просто ответная услуга. Она помогла мне, когда я нуждался в этом, и теперь я ей отплачу.
— Ну, я нахожу это благородным, — настояла она, сжимая его руку. — Так... это все? Ты из-за этого заставил меня волноваться?
— Ты сама себя заставила.
— Ты был крайне серьезен.
— Я серьезный человек, Грейнджер.
— Хм-м, — рассеянно протянула она. — Ну, если это все, что ты хотел, тогда у меня тоже есть кое-какие новости.
Драко заинтересованно поморщился.
— Мне стоит беспокоиться?
— Нисколько. Я разговаривала с Макгонагалл, и она решила, что все семикурсники получат возможность в сентябре вернуться в Хогвартс, чтобы сдать ЖАБА и закончить школу должным образом. Я решила, что обязательно это сделаю.
— Правда? И вернуться может кто угодно?
— Кто угодно.
Драко склонил голову, тщательно обдумывая новую информацию.
— Как считаешь, она позволит вернуться мне?
Гермиона в замешательстве посмотрела на него.
— Я… не думала, что ты захочешь.
— Ну, я облажался на шестом и седьмом курсах. Мне бы пригодилась любая помощь. Как по-твоему, Макгонагалл позволит мне на выходных навещать Андромеду?
— Не вижу причин отказать. Ты уверен, что хочешь вернуться?
— Пожалуй, да. Я совсем не знаю, чем хочу заняться. Всегда предполагалось, что я унаследую от Люциуса семейное дело, но думаю, об этом стоит забыть, — вздохнул он, пожимая плечами. — Или я мог бы получить какую-нибудь профессию, пока решаю, что делать дальше.
Гермиона нежно улыбнулась ему.
— Только посмотри на себя, какой же ты благоразумный.
— Кроме того, все может сложиться довольно неплохо. Ты снова станешь Главной старостой девочек, и я смогу пробираться в твой дортуар, чтобы...
— Драко. Макгонагалл уже предлагала, и я отказалась. В прошлый раз, когда я была Старостой, Хогвартс оказался почти разрушен.
Он усмехнулся, но смех быстро угас. Фестралы и ласточки исчезли вдалеке, и облако поплыло в сторону солнца, накрывая темным одеялом. Они оба подрагивали в тени, близко прижимаясь друг к другу.
— Как твои родители? — спросил Драко. — О них есть какие-нибудь новости?
— С тех пор, как я разговаривала с австралийским Министерством в четверг, никаких новостей, — мрачно ответила Гермиона. — Я просто жду подтверждения дня, когда смогу отправиться в Брисбен и попытаться вернуть им память.
— Волнуешься?
Она посмотрела на нервные движения своих рук.
— Я... я знала о вероятности того, что не смогу все исправить, когда решила применить к ним Обливиэйт, так что... Наверное, нужно просто подождать, и мы узнаем.
Драко мог сказать, что она не хотела говорить об этом. Честно говоря, эта щекотливая тема уже несколько раз поднималась в течение последних дней, и медлительность процесса означала, что ничего нового сказать по этому поводу было нельзя. Когда через два дня после Битвы Гермиона впервые связалась с австралийским Министерством, она плакала и кричала, а затем снова плакала, но с тех пор она очень мало говорила о родителях, и Драко не собирался заставлять ее обсуждать их больше, чем ей хотелось.
Солнце все еще пряталось за густой тучей, и короткий, но резкий порыв ветра заставил Гермиону содрогнуться. Подавив собственную дрожь, Драко сбросил пиджак и накинул ей на плечи, но она попыталась увернуться.
— Нет, я грязная, — сказала она. — И тебе завтра снова нужно его надеть.
— Очищающие чары со всем справятся, — настоял он. — В любом случае, я подумываю надеть завтра другой костюм. Например, ярко-желтый. Думаю, Снейп оценил бы иронию.
Гермиона улыбнулась, натягивая пиджак.
— Что думаешь о похоронах Снейпа?
— Честно говоря, без понятия, — признался он с задумчивым выражением лица. — В смысле, я знал его с детства, но не в таком смысле. Мы не были особенно близки, но он всегда находился рядом. И он был таким странным человеком. Думаю, я нахожу его еще более странным после того, как ты рассказала мне о его жуткой одержимости матерью Поттера.
— Тебе это показалось жутким?
— Немного. Он был одержим женщиной, которая умерла семнадцать лет назад.
— Это была не навязчивая идея, а безответная любовь, — возразила Гермиона. — Опасная и трагически красивая. И я думаю, что делать что-либо во имя любимого — это замечательно, но делать ради того, кто тебя не любит — возможно, самое близкое к совершенству, на которое может надеяться любой человек. Когда Гарри объяснил все, что сделал Снейп, я потеряла дар речи.
— Потому что ты романтик, Грейнджер, — сказал он. — Но да, я на самом деле уважал этого человека и осознаю, что он для меня сделал. Когда ты рассказала мне о его чувствах к матери Поттера, я понял его слова.
— О чем ты?
— Я не говорил? Я видел его, когда пытался найти тебя во время Битвы.