Он был зависим и презирал эту зависимость.
Драко услышал, как выключилась вода, и вскочил на ноги, ощутив внезапное желание наорать на грязнокровку, чтобы та разревелась в ответ или замучила его своей волшебной палочкой. Грейнджер была единственным живым организмом в этой тюрьме; она менялась, дышала и имела пульс. В течение последних нескольких дней она по-прежнему была с ним вежлива, и он уже начал скучать по кипящей в венах крови. Малфой до боли желал огня, что будоражил его острый ум, жаждал увидеть, как она, краснея, придумывает стоящий ответ. Ему было необходимо знать, что он все еще может заставить Салазара гордиться им и вынудить грязно-сучку корчиться.
Он понимал свою взволнованность Грейнджер. Она была нормальная. Он же превращался в слишком зависимого от её душа и утренних песен.
Малфой набросил на плечи черный свитер и как можно тише выскользнул из спальни; остановившись у ванной комнаты, он стал внимательно наблюдать за дверной ручкой. Он слышал, как ее босые ноги ступают по кафельному полу, и пытался придумать тему для спора.
На хер, что-нибудь соображу.
Латунная ручка заскрежетала, и он почувствовал, как волнение начинает дразнить его чувства, а адреналин щекочет внутренности, обещая отличный спор. Дверь открылась, и он, целенаправленно блокируя выход, ворвался вовнутрь быстрее, чем Гермиона успела выйти. Шок исказил черты ее лица, как только она наткнулась на него, поскользнулась на мокрой плитке и потеряла равновесие. Чисто инстинктивно она протянула руки и попыталась устоять на ногах. Просто рефлекс. Ничего более. Но Драко и сам не смог устоять, и в одно мгновение они оба растянулись на полу в ванной комнате в лужице воды; Малфой ударился головой о дверной косяк, а Гермиона проскользила к ванне.
— Что ты творишь, Малфой? — Гермиона тяжело дышала. — Ты до смерти меня напугал…
— Черт, — пробормотал он, втягивая воздух сквозь зубы и потирая затылок. — Ты, неуклюжая сука…
— Ты схватил меня! — возразила она, убедившись, что как следует прикрыта своим пушистым халатом. — Что, во имя Мерлина…
— Ты меня разбудила! — соврал он, вздрогнув, когда заметил немного крови на пальцах. — Блять, Грейнджер. Нервишки пошаливают?
— Вообще-то обычно на меня не накидываются, когда я выхожу из душа, — она сердито фыркнула, безуспешно пытаясь отползти назад. — В чем твоя проблема?
В тебе...
Вдруг он внезапно осознал, насколько силен был здесь ее запах; свежий и густой, среди зависшего пара. Он не смог удержаться и сделал глубокий вдох, надеясь, что для нее это выглядело как попытка совладать с собственным гневом. Но, блять, аромат был опьяняющим. Он обволакивал язык, и Драко практически мог ощутить ее вкус, но назойливый запах вишни напомнил, кому он принадлежит.
Он зарычал.
— У меня нет проблем…
— Тогда какого черта ты меня схватил? — с жаром спросила она. — Мерлин, ты такой придурок…
— Это твоя вина! — возразил он, хоть и задумался, насколько угрожающим он может выглядеть, весь мокрый и мятый, валяясь на полу в ванной. — Ты сама упала…
— Потому что ты напугал меня! — повторила она, поддавшись некому детскому желанию и, зачерпнув немного воды, плеснула в его сторону. Каким-то образом ей удалось попасть ему на лицо, и она не могла прекратить хихикать, когда капли начали падать с его надбровных дуг.
— Вы, гриффиндорцы, такие взрослые, — протянул он голосом, полным сарказма. — Так жалко…
— Ох, заткнись, — проворчала она, с трудом карабкаясь на ноги. Стоя на дрожащих ногах, бросила на парня суровый взгляд и попыталась выйти из ванной, но длинные пальцы захватили ее лодыжку. Гермиона снова упала на жесткий пол, неудобно приземлившись, из-за чего ощутила ноющую боль в копчике.
Она заскулила от боли и откинулась на спину, распахнув глаза, чтобы поймать самодовольную ухмылку Малфоя.
— И это по-взрослому? — прошипела она, заикаясь из-за очередного стона.
— Мне насрать, — фыркнул Драко, но его высокомерное выражение растаяло, когда она брызнула еще немного воды ему на лицо.
Она ухмыльнулась ему в ответ, потерявшись во всей нереальности происходящего, чтобы сопротивляться. Гермиона не могла точно вспомнить, как начался этот почти детский водный бой, но она предположила, что если он продолжится, то это будет причудливым зрелищем. Драко нахмурился, захваченный удивленным выражением лица Грейнджер, а затем ее губы вновь искривились в улыбке, что его весьма расстраивало. Она выглядела так, словно наткнулась на одну из его тайн, и теперь выжидала верного момента, чтобы бросить ее прямо в лицо Малфою. Он вернул себе привычное хмурое выражение, решив, что позволил этому безумию продолжаться слишком долго.
— Прекрати быть такой…
— У тебя кровь, — перебила Гермиона, его лицо стало еще жестче, когда та проскользила немного ближе к нему. — Вот здесь, около уха…
— И? — поинтересовался он, наблюдая за каждым ее движением, в то время как она продолжала приближаться к нему. — Какого черта ты…
— Дай мне взглянуть, — пробормотала она, окончательно падая на колени рядом с ним. Ее дыхание теплой волной отражалось от его уха, и он постарался отодвинуться. — Сиди тихо, — попросила она твердым голосом, засовывая руку в карман халата, чтобы достать волшебную палочку. — Просто дай мне вылечить рану. Мне не очень-то хочется, чтобы ты залил кровью весь дортуар.
Он напрягся, но все же остался сидеть, когда ощутил покалывание от магии, заживляющей небольшой порез; или, возможно, это снова было ее дыхание, он не знал. В любом случае, чувство было приятным, и складывалось ощущение, словно прошла целая вечность с тех пор, как он в последний раз испытывал утешительное прикосновение магии к коже. Но еще больше прошло времени с того момента, когда он чувствовал нечто вроде касания ее пальцев к своей шее; деликатное и совершенно невинное. Веки опустились, и Драко вдохнул снова, чтобы украсть еще немного дурманящего аромата. Все, что потребовалось бы, — лишь один из ее утренних звуков, и чувства перестали бы справляться.
— Вот, — Гермиона вздохнула и отодвинулась, чтобы проверить проделанную работу. — Так лучше. Как ты себя чувствуешь?
Слизеринские инстинкты затопили разум, подобно защитному механизму, предупреждая, что Грейнджер находится слишком близко. Она снова это делала; выворачивала его мозг с этими своими жестами доброты, и он отказывался верить, что она поступала так без скрытого умысла. Никто не может быть столь чистым в нынешних обстоятельствах; и это никак нельзя назвать паранойей, если ты находишься на территории противника.
— Отвали от меня, — прорычал он, отталкивая Гермиону. — Я сказал не прикасаться ко мне…
— Но я только…
— Я сказал, блять, не прикасаться ко мне! — взревел он, вскакивая на ноги так поспешно, что закружилась голова.
Малфой бросил взгляд в ее направлении, уже готовый выплюнуть все, что вертелось на языке, но голос подвел его. Из-за его толчка халат высоко задрался на ее бедрах, а также съехал набок, обнажая сливочное плечо с брызгами веснушек, подобных восхитительной шоколадной крошке. Ее влажные кудри вились вокруг шеи и обрамляли лицо, словно растянутый ирис, и каждый дюйм ее открытой кожи был окрашен розовым мускусом. В послесвечении душа она выглядела совершенно иначе; более оживленной и все еще до смешного невинной в своем безразмерном халате. Она была... привлекательной.
— На хер все, — проворчал он про себя, разворачиваясь и выходя из ванной, оставляя позади крайне смущенную ведьму.
Гермиона моргнула, когда последний клочок его тени покинул ее на холодном полу, оставляя разум переваривать то, что только что произошло. Поведение Малфоя с каждым днем становилось все менее и менее агрессивным, что свидетельствовало о ценности материнского совета. Вежливость была верным выбором. Теперь он был просто раздражительным и резким, но она никак не могла решить, было ли это потому, что он просто потерял волю к борьбе или же свыкся со своим положением. Свыкся с ней.