— П-пропусти меня, — забормотала Грейнджер, безуспешно пытаясь достать до кармана свободной рукой. — Все равно ты не можешь воспользоваться моей палочкой. Она… она заколдована, чтобы…
— И не сомневался, — прервал он Гермиону, выкручивая ей руку, пока та тихо не взвизгнула. — Сейчас же скажи мне! Какого черта ты ревешь?
Он забыл о второй руке. Глупая ошибка, особенно учитывая историю, связывающую его лицо с ее кулаком. Гермиона резко развернулась и быстро ударила его в челюсть; не особенно сильно, но достаточно, чтобы заставить Драко отступить и отпустить ее. Зашелестев мантией, Грейнджер достала палочку и выкрикнула заклинание, которое откинуло того назад; Малфой приземлился на полу в ванной комнате, звучно шлепнувшись на плитку. Из него был выбит весь воздух, ребра болели от удара, но он медленно поднял кружащуюся голову, чтобы бросить на Гермиону изучающий взгляд.
Его пепельные глаза резко распахнулись, увидев Грейнджер, в ожидании застывшую в дверном проеме; гнев лишь слегка смог просочиться сквозь туман ее слез. Сейчас ее тело трясло от дрожи, мышцы были напряжены, а беспорядочное дыхание покидало легкие с громкими всхлипами. Из-за ее заклинания Драко был дезориентирован, и ему на ум пришла случайная мысль, что Грейнджер никогда прежде не выглядела более живой.
— Я сказала тебе отвалить! — прокричала Гермиона, и Малфой смог заметить, что она позволила эмоциям управлять собой. — Чертов ублюдок!
Он знал, что зашел слишком далеко, это было настолько очевидно по ее разъяренной позе и неконтролируемым искрам в глазах. Еще один колкий комментарий — и она взорвется; всё его существо молило, чтобы он обратил внимание на её волшебную палочку. Но слизеринец внутри него напомнил о жалком, смешном поведении по отношению к Грейнджер в последние несколько дней, и привычные оскорбления сами полились изо рта.
— Мерзкая конченая грязнокровка.
Что-то оборвалось в ней. Он действительно видел это — мерцание чего-то темного в ее глазах, чего-то почти дикого. Он попытался передвинуться, но очередная волна тошноты от нападения Грейнджер накрыла его с головой, и Драко прищурился, чтобы попытаться сосредоточиться на ней.
— Грязнокровка, — повторила она хриплым голосом, немного подняв палочку.
Он издал пораженный звук, когда Грейнджер дотронулась кончиком палочки до своей кисти и, проведя ей по открытой ладони, сотворила тонкий красный разрез. Затем она вошла в ванную, приближаясь к нему и показывая свежую рану на руке. Он смотрел на нее с болезненной увлеченностью, когда струйка крови лентой скользнула по ее среднему пальцу, и две рубиновые капли звучно упали на светлый пол у ног.
— Ты находишь ее грязной? — спросила Гермиона дрожащим голосом, присев на корточки, чтобы быть с Малфоем на одном уровне. — Ты считаешь, что моя кровь грязная?
— Грейнджер…
— Считаешь? — заорала Гермиона, наклоняясь вперед и хватая его за руку.
— Какого черта ты делаешь? — спросил Драко, понимая, что начинает паниковать в ответ на ее подозрительные действия. — Грейнджер, какого хера?
Она быстро сделала подобный порез на его ладони, и сочетание шока с по-прежнему замедленными рефлексами не позволило ему вмешаться, когда она соединила их руки с мокрым шлепком.
— Ну, вот, — выплюнула Гермиона, держа их переплетенные руки, скрепленные крепким рукопожатием. — Теперь твоя кровь тоже грязная!
Сила хлынула в его мышцы с приветственным теплом, и прошла прямо в руки, позволив вырвать ладонь из ее захвата и отбросить Грейнджер. Она растянулась на полу, совсем так, как сегодня утром, но он был слишком занят, глядя на окрашенную красным кожу, чтобы отметить данную иронию.
Самым страшным было то, что он не мог отличить ее кровь от своей. Они были одного цвета... и он понятия не имел, что это значит.
Его дикий, тревожный взгляд медленно прошелся по Гермионе; она безотрывно смотрела на него глазами, полными ужаса и потрясения. Зловещий вид, поразивший ее черты лица, спал, уступив место столь привычной невинности. Они оба тяжело дышали, и звуки рикошетом отражались между ними, пока Драко пытался прийти в себя. В нем кипело так много эмоций: гнев, унижение, смущение... их было слишком много. Поэтому он просто сидел, застывший на своем месте, и, тяжело дыша, не мог оторвать от нее взгляд.
Сцена так странно напоминала произошедшее утром, но различия были столь значительны. Не было никаких игривых ухмылок или детских брызганий — лишь они и их кровь. Он мог ощутить, как металлический привкус вторгается в его ноздри, и внезапно заскучал по естественному запаху Грейнджер.
— О, Господи, — выдохнула она и отрывистым движением откинулась на колени. — О, Господи, Малфой, мне так жаль…
— Не приближайся ко мне, — прорычал он, вдавливаясь спиной в стену, когда Гермиона подползла к нему. — Блять, не трогай меня! Долбанутая сука!
— Я не… не могу поверить, что я это сделала, — она начала заикаться, новые слезы заблестели на ее щеках. — Дай я посмотрю…
— Что ты наделала? — бормотал он, глядя на рану, а затем вскочил на ноги. — Что, твою мать, ты наделала?
— Я не знаю! — громко захныкала Гермиона, отскакивая от Драко, когда тот промчался мимо нее. — Куда ты идешь?
— Подальше от тебя! — выплюнул он, выходя из ванной и останавливаясь за дверью, чтобы бросить на нее последний злобный взгляд. — И на сантиметр ко мне не приближайся.
— Малфой, пожалуйста! — выпалила она, но тот уже исчез. — Позволь мне объяснить!
Все, что она получила, — это громкий удар от захлопнувшейся двери. Ее тело содрогалось от рыданий, на грани с конвульсиями. Свернувшись в тугой комок, она заплакала, всхлипывая и мучительно стоная; звуки ее горя стали едва приглушеннее, когда Гермиона спрятала лицо в ладонях. Она просто позволила себе эти слезы; рыдала, пока все внутренности не начали гореть огнем. А потом и еще немного.
По другую сторону стены Драко, лежа на кровати, внимательно прислушивался к ее горю. Мерлин милостивый, он тосковал по ее успокаивающим вздохам в душе. Малфой с угрюмым видом осмотрел свои испачканные руки, вновь ища любые возможные признаки того, что их кровь была различна. Но так ничего и не нашел; одинаковый цвет, одинаковая текстура... все одинаковое.
Мне не следовало подстрекать ее...
Он закрыл глаза, гадая, почему, черт возьми, вдруг почувствовал себя виноватым. Ему следовало бы реветь от ярости и разрабатывать коварный план по причинению ей ответной боли за то, что она сделала; но все, на что он был способен, так это задаться вопросом — что же заставило ее сломаться. Он хотел бы презирать Грейнджер, хотел бы все вернуть и погреться в лучах ее несчастья.
Но он этого не сделал.
Он не ненавидел ее.
Гермиона понятия не имела, сколько потребовалось времени, чтобы утихли ее рыдания, но она смело могла бы предположить, что прошло не менее трех часов. Все звуки Хогвартса сошли на нет, и в дортуаре определенно стало темнее. Взгляд Грейнджер упал на обычно чистую плитку пола, и она нахмурилась, изучая выразительные красные мазки, разбросанные вокруг нее. Рубиновые отпечатки пальцев привлекли ее внимание, напоминая лепестки мака на снегу. Это были следы Драко.
Вероятно, она никогда не узнает почему, но ей отчаянно хотелось извиниться перед ним и попытаться объяснить свои действия. Гермиона была так зла на себя за то, что отыгралась на Малфое, что потеряла контроль. Она слыла самой здравомыслящей среди друзей, голосом разума, и посмотрите, до чего она докатилась.
Она перевела взгляд опухших глаз на свою ладонь и осмотрела порез от безымянного до большого пальца, обратив внимание, что кровь уже начала свертываться. Гермиона поняла, что нанесённый самой себе порез ни в коей мере не причинил ей боль, и не смогла не задуматься, а было ли больно Драко. Закусив нижнюю губу, подняла руку, чтобы залечить рану.
Спустя пару произнесенных заклинаний ванная приняла свой обычный вид, если не брать в расчет разбитую девушку в центре комнаты. Еще несколько минут она оставалась неподвижной, отчаянно пытаясь собрать воедино рассеянные остатки достоинства и мужества.