— А Крауч убил своего отца...
— Это другое! — упорно повторил он, хотя и знал, что этот аргумент был слаб.
Гермиона не выглядела ни самодовольной, ни высокомерной, когда подняла голову, чтобы встретиться с его раздраженным взглядом; она просто быстро облизнула губы.
— В чем же разница, Малфой?
Он порылся в голове в поисках подходящего аргумента или ответа, который указал бы Грейнджер на ее место. Он чувствовал себя возбужденным и встревоженным, а еще ощущал щепотку уважения к гриффиндорке за то, что та смогла прорваться в его сознание; и это бесило его больше всего. Этим она бесспорно заработала очередную отметку на спинке его кровати. Пиздец.
— Просто она есть, — пробормотал Драко, делая еще один глоток приготовленного ею потрясающего горячего шоколада.
Боль в шее стала первым признаком того, что Драко спал не в кровати.
На чем бы ни лежала его голова, оно было слишком твердым для подушки; когда глаза открылись, взгляд сосредоточился на потолке, который выглядел иначе, чем раньше. Малфой неловко повернулся и понял, что лежит на диване, поместив голову на подлокотник. Было все еще темно; пусть в гостиной не было окон, быстрый взгляд на часы дал ему знать, что уже почти семь утра.
Он застонал и потер лицо, медленно переходя в сидячее положение, что заставило суставы позвонков захрустеть подобно уголькам в камине. Его затуманенный ото сна взгляд прошелся по окружающей обстановке, и Драко попытался вспомнить, как и когда он успел здесь уснуть; его по-зимнему серые глаза обратились к противоположной стороне кофейного столика.
Он замер.
Грейнджер была завернута в одеяло от шеи и до кончиков пальцев ног, словно в кокон; ее непослушные волосы разметались по подушке кофейным каскадом кудрей. Глаза закрыты, лицо абсолютно спокойно, она — воплощение мира и покоя. Напряжение спало с Гермионы, и он не смог припомнить человека, который выглядел бы столь же объятым Морфеем. Слух уловил ее умиротворенное дыхание, которое вырвало его из транса, и Драко оставалось лишь молча ругать себя за то, что позволил утру одурманить разум.
Малфой оторвал от нее взгляд и понял, что теперь изучающе смотрит на ее незавершенный холодный напиток. И волшебную палочку, что лежала и насмехалась над ним.
Он отодвинулся от дивана и как можно тише пропетлял вокруг стола, зная, что это, вероятно, ни к чему не приведет. Грейнджер сама ему сказала, что палочка заколдована, но с другой стороны это могло быть просто хорошим блефом. Он переместился еще ближе к волшебной палочке, присел на корточки и наклонился прямо напротив спящей гриффиндорки.
Ее дыхание скользило по чувствительной коже его шеи; он старался побороть дрожь, что поцелуями прошлась по его спине. Протянул руку, и вся надежда на наличие шанса на побег вмиг умерла, когда он ощутил предупредительный гул магии в пальцах прежде, чем смог даже прикоснуться к палочке. Драко ожидал подобного. С гневом, он побежденно откинулся назад; сонные вздохи Грейнджер все еще шелестели сквозь тонкие волоски на его теле.
Он закрыл глаза... наслаждаясь ощущениями... ее запах так близко... достаточно близко, чтобы коснуться...
И, словно потоком пламени, его выкинуло в реальность. Он яростно рванул прочь, словно в ней был яд, проклиная себя памятью о Салазаре.
Вот что ее проклятый эксперимент сотворил с ним.
Она роилась в его крови, в его голове, выворачивая его чувства. И дело было не в грязной крови, дело было в чем-то более глубоком; оно ломало кости и переполняло клетки. Это была она. Грейнджер. Ее сущность, ее невинность; прорывалась сквозь него, бросая осколки в его душевное равновесие. Возмущенный собственными действиями, он сбежал из ее общества на слегка дрожащих ногах; молясь, чтобы некоторое расстояние помогло очиститься от нее.
Гермиона вздрогнула от громкого хлопка двери и начала просыпаться.
Как жаль; за последние несколько недель это был ее лучший сон. Даже при том, что продлился он всего лишь несколько часов.
В течение нескольких следующих дней ветра не шумели, и ему успешно удавалось избежать встречи с Грейнджер; он все больше и больше убеждал себя, что она была не более, чем гноем под его плотью. В пятницу, спустя ровно неделю с их кровавого инцидента в ванной, стены снова начали сдвигаться. Тяга к общению с другими основательно засела у него под кожей и, разумеется, Грейнджер являлась единственным вариантом. Драко было необходимо услышать биение сердца другого человека, потому что собственное звучало слишком громко в его одиночестве.
Из всех гребаных вещей, преследующих его в мыслях, потребность в чьем-либо присутствии определенно была показателем того, что он сходит с ума. Он нуждался в доказательствах или же просто чем-то, что напомнило бы ему о существовании жизни за пределами его комнаты. Он объяснял эту потребность наличием исключительных обстоятельств... Если бы там был кто-либо, то есть кто угодно, кроме нее, кто смог бы прогнать его демонов, то в общении не было бы никакой необходимости.
Кто угодно, за исключением Уизли. Чистокровный или нет, если бы стервозная МакГонагалл поселила его в комнату с рыжей опухолью Волшебного сообщества, уже ко второму часу здесь творилась бы настоящая бойня.
Этот мысленный образ немного его взбодрил.
Драко мог слышать, как Грейнджер возится на кухне, звеня всякими принадлежностями и создавая больше шума, чем было необходимо. Пропустив пальцы через свои белые волосы ледяного цвета и устало вздохнув, он покинул свою спальню-темницу, окруженную четырьмя стенами, и обнаружил Гермиону, которая увлеклась кастрюлями и какими-то овощами.
Она почувствовала присутствие Драко еще до того, как смогла увидеть, и обернулась, с любопытством взглянув на него.
— Дай-ка я угадаю, — произнесла она ровным голосом, — я снова слишком шумела?
— Да, — проворчал Малфой, сделав несколько шагов в ее сторону. — Какого черта ты делаешь, Грейнджер?
— Просто разбираю продукты на завтра, — пояснила та, мягко пожав плечами. — Наверное, мне стоило бы спросить об этом раньше, но у тебя есть на что-нибудь аллергия?
— Нет, — он покачал головой, присаживаясь на обеденный стол, — только на тебя.
Драко хотел, чтобы комментарий прозвучал холодно и едко, но ему все же не хватило подлой нотки, которую он совершенствовал в течение стольких лет. Взамен реплика прозвучала скорее... дразняще? Ну, казалось, Грейнджер определенно нашла ее безвредной, судя по веселому фырканью и слабой улыбке на губах. Он подумал назвать Гермиону грязнокровкой, просто по старой дружбе, но нечто в его довольно извращенном уме посоветовало не делать этого; она заговорила раньше, чем Малфой получил возможность оспорить данный совет.
— Ты дочитал «Тита»? — спросила она, очевидно, немного не уверенная в том, как следует вести себя в его присутствии. По крайней мере, хоть это было у них общим.
Он усмехнулся.
— Не мысли так узко, Грейнджер, — пробормотал Драко и, положив локти на колени, уставился на ее спину, — я почти дочитал книгу в тот же день. Разумеется, я закончил ее.
— Хорошо, — она кивнула и взяла палочку, чтобы завершить приготовление пищи. — Что ты думаешь о финале?
— Слишком скомканный, — просто заявил он критическим и бесцеремонным тоном. — Довольно-таки любительского уровня.
Она повернулась к нему лицом, скрестив руки на груди.
— Я согласна.
— Что?
— Я согласна, — повторила Гермиона и залилась неуверенным румянцем, поймав его пристальный взгляд. — Конец был слишком скорым. Собираешься прочитать что-нибудь еще?
Драко был на середине другой ее маггловской книги. Он решил на время отойти от Шек-как-его-там, твердо уверенный в том, что найдет определенный уровень безграмотности среди предложенных ей маггловских текстов. Его выбор пал на жуткого вида обложку с именем Уилки Коллинз, и, к его собственному отвращению, уже с первой главы чтение полностью поглотило его.
— «Женщину в белом» [3], — выдал он на одном дыхании, отметив, что ее улыбка стала шире.
— Одна из моих любимых, — сказала Гермиона. — И как...