— Оставь свои чертовы восторги при себе, — предупредил Драко низким голосом. — Уровень письма значительно ниже, чем у писателей-волшебников.
Улыбка спала, и она отвернулась от него, чтобы завершить подготовку продуктов для тушеного мяса.
— Малфой, ты действительно веришь, что чистокровные выше магглорожденных?
Услышав это, он приподнял бровь. Его каменный взгляд обвел ее плечи и спину, пытаясь найти любые подсказки о том, почему она задала такой тупой вопрос.
— Ты же знаешь, что верю, Грейнджер, — гордо ответил он, но почувствовал, как от собственных слов странно защемило в груди. — Не стоит задавать такие пидарастические вопросы, если у тебя имеется хоть сколько-нибудь извилин.
Она вздохнула, почти разочарованно.
— Тогда могу я кое-что предложить, пожалуйста? — тихо пробормотала Гермиона, теребя подол своего слишком большого красного свитера.
И снова ее чертово «пожалуйста»; еще одно нежеланное напоминание о том, какой трогательной и чистой она была. Где-то на задворках подсознания таилась память, что он должен спорить с ней, и вот он, снова; разговаривает с ней так, что тошно становится. Но, по крайней мере, Малфой почувствовал себя немного более нормальным. Ощущал себя человеком. Словно после ее вздохов в душе, этих... почти вежливых моментов, которые, казалось бы, способны унять его пульсирующие головные боли.
— Можешь предлагать что угодно, — он равнодушно пожал плечами, хмуро глядя на ее спину, — но вполне очевидно, вероятность того, что я соглашусь хоть с одним из них, равна нулю.
Она развернулась к нему, и, хоть лицо Гермионы выглядело спокойным и невозмутимым, он мог рассмотреть шквал мыслей, кружащихся в ее глазах. В подобные моменты за ней было так интересно наблюдать; словно за загадочной головоломкой без очевидного поощрения при разгадке. Все, что волновало ее сердце, столь охотно отражалось в глазах оттенка осени, что просто не могло не привлечь его внимания. С ее стороны наиболее мудрым решением было бы скрыть столько, сколько возможно; в особенности от того, кого она презирала. Кого-то вроде него.
— После того, как закончишь эту книгу, — медленно проговорила Грейнджер, — мне бы хотелось, чтобы ты прочитал автобиографию Мартина Лютера Кинга[4].
Его брови настороженно сошлись на переносице.
— С чего бы это?
— Думаю, тебя заинтересуют некоторые из его идей, — предположила Гермиона, осматривая Малфоя с головы до ног. — Это просто предложение.
Затем она исчезла из его поля зрения и скрылась в своей комнате, оставив Драко неохотно заинтригованным ее случайным предложением. Он не стал бы читать эту книгу, только если назло ей.
У Гермионы не было времени, чтобы обдумать их с Малфоем разговор, поскольку она увидела знакомую сову, настойчиво стучащуюся в окно. На дрожащих ногах она бросилась распахнуть его, и впустила прекрасную птицу.
— Хедвиг, — с любовью пропела она и погладила питомца Гарри, когда та бросила письмо в ее руки. — Передай ребятам, что я люблю их.
Полярная сова никогда не ждала ответа, ведь было слишком рискованно тратить драгоценное время, но Гермиона всегда чувствовала уныние, когда та поспешно взмывала в небо. Она все бы отдала, чтобы иметь возможность написать ответ, но было решено, что в обмене письмами будет намного больше опасности, чем пользы. Если она обнаружит что-либо, что может пригодиться парням, то передаст информацию МакГонагалл, а та уже найдет способ донести все Гарри и Рону. Эти правила были строгими, и, естественно, Грейнджер им следовала; желала она этого, или нет.
Мерлин, как же она скучала по ним...
Письмо жгло ей ладонь, но как бы ни хотелось вскрыть его, она не могла. Еще в начале учебного года она пообещала Джинни, что все письма они будут читать вместе. И если есть один человек, который справляется с происходящим чуть хуже, чем сама Гермиона, — это младшая Уизли. В конце концов, это были ее парень и брат, и у девушки были все права чувствовать себя потерянной.
Гермиона накинула на плечи мантию и аккуратно спрятала в карман письмо и палочку, а затем покинула комнату. Быстрый осмотр кухни и гостиной дал знать, что Драко удалился в свою спальню на оставшуюся часть вечера, так что она быстро вышла из дортуара и направилась к башне Гриффиндора.
Уже через десять минут они с рыжеволосой девушкой сидели на ее кровати; та нервно перебирала свои огненные кудри. Единственная соседка по комнате, Парвати Патил, очень кстати отсутствовала. Возможно, она решила провести эту ночь с Дином Томасом после предпринятой недавно попытки сблизиться. Подобное уединение было только на руку девушкам, ведь, как правило, прочтению писем сопутствовали своеобразные эмоциональные реакции; но лишь немногие знали, что друзья поддерживали связь.
— Готова? — Гермиона вздохнула и, не дожидаясь ответа, разорвала конверт и достала пергамент; взгляд прошелся по короткому сообщению.
«Девочки,
Все в порядке. Особо рассказывать не о чем.
Работаем над кое-чем, но это может оказаться тупиком.
Как обычно, не волнуйтесь.
Скучаем и любим вас.
ГиР»
Как и всегда, письмо было коротким и по существу, не содержащим ни одной детали, которая могла бы навредить в случае перехвата. В этот раз слова были выведены рукой Гарри; Гермиона наблюдала, как Джинни водит пальцами по коротким предложениям с глазами, полными слез. Она почувствовала, как и ее глаза стало щипать от неотвратимой тоски; и дело было вовсе не в том, что написано в письме. Все дело в том, чего в нем не было.
Ребята никогда не писали ничего подобного, отсутствие чего-то личного за словами — вот чего ей не хватало больше всего. Было бы потрясающе прочитать одну из дурацких шуток Рона или утешительные слова Гарри. Черт, да она бы закричала от радости, если бы они написали даже о квиддиче. Она просто хотела, чтобы ее мальчики вернулись...
— Ты не могла бы остаться здесь? — выпалила Джинни сквозь рыдания. — П-Парвати ушла, а я не хочу быть одна.
Гермиона грустно кивнула и крепко обняла подругу.
— Конечно, я останусь.
Бля, да где она?
Как не единожды отмечал Драко, Гермиона была человеком привычки; придерживалась строго заведенного распорядка — и никаких отклонений. Он слышал, как она ушла вскоре после их разговора на кухне, как и в любой другой день, предоставив его на вечер самому себе. Он еще немного почитал маггловский роман, принял душ, а затем переоделся ко сну и стал ожидать возвращения Грейнджер.
Но произошел какой-то сбой.
Находясь в постоянной изоляции, он узнал, что щебетание птиц начинается в пять утра, а она обычно возвращается домой уже к трем. Он в замешательстве посмотрел в окно, встал с кровати и направился в гостиную, чтобы проверить время — было ровно десять минут шестого, и Грейнджер определенно не возвращалась домой.
Домой?..
Он может подумать об этом позже. На данный момент все, что он чувствовал, было тяжестью, пульсирующей в груди, которая выместила оттуда остальные чувства. Она была подобна панике... Да, это определенно была паника. Вопросы непрерывным потоком заполняли его сознание, болезненно стуча в висках.
Где она?
Если с ней что-либо случилось, застрянет ли он здесь?
Позабытый?
Совсем один?
Что это сотворит с его рассудком?
Что ему делать без ее запаха или утренних вздохов в душе?..
Он должен выбраться.
Черта с два он останется здесь; покинутый гнить заживо, словно какой-то недостойный простолюдин. Драко быстрым шагом прошел ко входной двери, не обращая внимания на знакомое, раздражающее покалывание в ладони, предупреждающее держаться подальше от ручки. Но он все-таки схватился за нее.
Пальцы сомкнулись вокруг прохладной латуни, и он мгновенно ощутил боль. Она жгла его кисть и растекалась по всей руке, опаляя плоть изнутри, плавя кости. Инстинкты кричали, чтобы он отступил, но его тревога была слишком сильна. Малфой заскрежетал зубами, стараясь не обращать внимания на боль, и попытался опустить ручку, но затем огонь разгорелся в позвоночнике, обжигая и царапая. Спина выгнулась, и Драко заорал в агонии; но все еще отказывался разжимать пальцы.