С тех пор мы живем с ними дружно. Мы — тягачи, как нас с презрением прозвали вояки. И они — «доги», как кто-то умело сократил название департамента охраны государственного имущества и общественного порядка — богадельню, сформированную на месте комитета по ЧП. Бывает, рубим друг друга во взаимной ненависти. Бывает, расходимся мирно. Как повезет, общего алгоритма поведения нет. Если им поднасрет кто, могут из Т-72 фугасом по всей высотке вальнуть или же взять тихо, а казнить прилюдно. Не мудрствуя лукаво, на фонарных столбах вешают. Вдоль центральной Соборной по обе стороны на клев воронам с добрую сотню оставлено. И тягачи там, и непокорные, и предатели — свои, чтоб чужие дважды думали. Так и авторитет себе нарабатывают «псяры», и на боеприпасах экономят. Глядишь, и правительством себя скоро объявят. А чего бы и нет? Ряды «мяса» постоянно пополняются, на призыв вливаться вон уже и тягачи волонтерами потянулись, которым голодная свобода наоскомила и перловки армейской дважды в день захотелось. Так что, кто знает?
Вот и селян теперь крышуют — выживших, кто на деревнях остался. По Виннице те не шастают, боятся, да и смыслу нет. Мы же к ним за милое дело. Вон после прошлой зимы много таких нашлось, которые поняли, что в деревне спасение. Кто как понял, конечно: одни запасались лопатами-мотыгами для обработки полей и оседали в пустых избах где-то в сельских глубинках, а другие мародерствовали. Выгребали все, что в погребах находилось. Грешен, и сам было хотел под общий шумок у бабуль запасы проредить, да поздно оказалось. Добрые «доги» подоспели и лавочку для шустрых областных тягачей прикрыли. Недолгое совещание между их руководством и кем постарше из сельской общины, и вот, «дожьи» патрули в деревнях, оберегают от лютых городских тягачей, конвоируют доставку к винницким рынкам муки, овощей и прочего добра. Взамен-то почти ничего — армию довольствием снабжать. Человек тысячи две с половиной — три. Но селянам не выбирать, для контраргументов патроны нужны и сила живая. А где она, сила-то эта? Да и, подумать хорошенько если, выгода в таком союзе все-таки была на виду. Поскольку если не «доги», то кто-то другой, да хоть тягачи те же — но селян подмяли бы под себя, это как пить дать. Не отпустят куш, слишком уж хорошо чувствуешь себя, держа в кармане ключи от доверху набитого ржаной крупчаткой лабаза. Только вот лучше ли было бы им под чьим-то другим началом — вопрос, на который большинство селян отрицательно качают головой. Пускай уж лучше будут «доги»…
Восстановление рынков как мест систематического скопления менял, кстати, тоже дело рук «догов». Налицо обоюдная выгода: под контролем вояк людям спокойнее производить ченч, они знают, что никто на рынке не попытается отобрать товар силой или кинуть, поскольку за это могут наказать, а вояки видят, чем барыжат люди, и имеют за это свой процент. Оружие, боеприпасы.
Сам я туда не хожу, что мне там делать? Криминальному элементу, привыкшему самому искать все, что нужно, или отбирать, вместо того чтобы менять. Да и поквитаться со мной там всегда сыщется желающий.
Жаль, Призрак не пришел. Блин, вот в чем злокозненная жизненная закономерность: только тебе от него что-то позарез нужно, он никогда не появится. Днем с огнем не сыщешь. Странный он вообще человек. Чем-то напоминал небезызвестного доктора из «Параграфа 78» — неюморного, «на грузах» вечно, но зато знающего то, чего не знаем мы, простые смертные. Я его ждал, надеялся, авось решит навестить старину Салмана, но он не пришел. Вместо него около двух часов ночи пришел Ряба, постучал так же неуверенно, как днем.
Когда я вышел, даже показалось, что он удивился этому.
— Ты… с нами? — спросил так, словно я собрался идти неприглашенным на вечеринку.
— Нет, моджахед хренов, это вы со мной. Банда в прежнем составе?
— Угу, — невесело кивнул Ряба.
Я поправляю ремень закинутого за спину автомата. Подхватываю складную тележку — как ее у нас называют, «кравчучку», — незаменимую подругу последних лет, и двигаю с Рябой к выходу со двора. По привычке оглядываю окна своего дома, в который раз благодаря прежнего хозяина, что поставил решетки даже на втором этаже.
Тележки у всех троих уже за плечами — атрибутика практичного выживальщика. Расчетливость изживает стиль и удобство. Закидываю ее и сам, как рюкзак, за спину, ремень автомата привычно жмет в плечо.
— Я рад, что вы решились, — скупо улыбнулся Демьяныч, когда мы вышли на тротуар.
— Да бросьте вы, а то растаю еще, — отвечаю без улыбки. Пересекаюсь с влажными глазами водилы. Ох и взгляд! Убил бы, если б мог. Ну ничего, милок, перетерпишь. — С пушками ситуация прежняя? — поворачиваюсь к старику.