— Сәлеметсіз бе…
Люди в очереди — преимущественно азиатского типа. Между собой говорят на каком-то тюркском языке, я его даже понимаю процентов на восемьдесят пять. Значит, есть надежда, что и они поймут меня.
К моему несказанному удивлению, местный служивый недовольно отвечает на чистейшем русском, вроде как возвращая меня с небес на землю.
Ну и слава богу, а то даже пульс подскочил.
Моё странное поведение, по большому счёту, поначалу не вызывает у него никаких нареканий: меня даже просят по стандартной процедуре засунуть руку в аппарат для идентификации.
Чудеса начинаются сразу за этим. Информации о данном теле в местной базе не обнаруживается.
Но на что-то же я рассчитывал? Ладно, не я, предшественник. Тем не менее.
В голове против воли начинают крутиться самые нехорошие мысли.
Внимательно наблюдая за парнягой в стакане-капсуле, чётко вижу, что никаких дополнительных действий он не предпринимает. Значит, появившегося в скорости начальника (видимо, старший смены) автоматом вызвала система.
Не знаю, зачем мне это всё, но пусть будет.
Они перебрасываются между собой явно заготовленными заранее стандартными фразами, рассчитанными на успокоение такого, как я.
Очень хочется надеяться, что это тело здесь находится на законных основаниях и ничего противозаконного у нас с ним за душой нет.
В первый момент меня немного успокаивает тот факт, что старший удаляет из будки подчинённого, занимая его место. Ещё через секунду собираюсь: это ничего не значит.
Мало ли, какой здесь режим и процедуры? Вдруг, как в том же Кабуле, их процессы закладываются в том числе на то, что я могу нести на себе один очень интересный пояс? Или жилет. Или оба сразу.
Старший смены (тут предположительно) добросовестно перегружает компьютер, после чего старательно повторяю процедуру идентификации. Сейчас даже рукой куда надо попадаю с первого раза.
— Вас нет в базе. — Он поднимает на меня глаза. — Откуда вы следуете? Куда?
М-да уж. И ведь не скажешь ему, что старший лейтенант одной весьма непопулярной в народе организации по фамилии Островских ехал себе (никого не трогал) из Кабула, через Хан-Шырын-Калай, дальше на юго-восток, в сторону границы. По неродным документам, разумеется, хотя и законным. Только выписанным на другое имя.
А в итоге оказался здесь, чёрт знает как.
С другой стороны, ничего плохого я пока не сделал, надеюсь. Повторяю это про себя как мантру.
— Извините, боюсь показаться дураком, но где я нахожусь? — ну а что я ещё могу ему сказать в этой ситуации.
Служивый с интересом наклоняет голову к плечу и даже изображает какое-то подобие улыбки:
— Центральный Сектор номер двенадцать, Содружество Федераций. Так откуда и куда следуете?
— Да чтоб я сам так знал.
Он предсказуемо подбирается, серьёзнеет и выпрямляется в кресле:
— Вы понимаете, что в своём текущем статусе вы не имеете права на пересечение границы?
— Заранее согласен с каждым вашим словом. Никаких претензий не имею ни к вам лично, ни в адрес служебных процедур, в будущем в том числе. Определяемых как действующим законодательством, так и ведомственными приказами и инструкциями вашей линии подчинения.
— Хм? — в его взгляде снова примерно половину секунды мелькает любопытство.
— Заранее полагаюсь на ваш процессуальный аппарат, — продолжаю изображать солдата Швейка. — Свою личность назвать не в состоянии по причинам медицинского характера: чётко ощущаю симптомы ретроградной амнезии. — Неосознанно копируя его манеру, тоже выпрямляюсь по стойке смирно.
«Не знаешь, что делать, действуй по уставу». Правило идиотское, но тем не менее.
Устав в данном случае будет не мой, а его, но, надеюсь, человеческие варианты в нём тоже в наличии.
Рассуждая цинично, говорят вокруг на языках в той или иной степени мне не чужих. Русский так и вовсе родной. В первую очередь и в том числе.
— Пожалуйста, назовите свою настоящую личность, — от улыбки на лице начальника смены не остаётся и следа.
Очередь за моей спиной в первый момент затихает, потом начинает активно перешёптываться. В основном не по-русски, но в целом понятно. Примерно как если бы кто-то был из Нукуса.
— Я не уверен, что смогу назвать свою личность достоверно, — если подумать, лучшая стратегия при данных обстоятельствах — это чистая правда. Наверное. — Могу сказать то имя, которое помню как собственное рефлекторно. Говорить?