Все были поражены блеском и изяществом тоста, а длинноносый генерал тут же сообщил Игорю Петровичу, что по дипломатическим каналам уже получена специальная депеша из Ленинграда. Какой-то неизвестный во Франции злодей, капитан Кабанофф, взят под стражу и почему-то помещен в ту камеру следственного изолятора № 1, где прежде содержался доктор Обновленский, а самого Игоря Петровича с распростертыми объятиями ждут в его родном городе.
Неделя была до отказа наполнена бурными развлечениями и, как всегда в лучшие периоды жизни, промчалась незаметно, а затем наступил день отъезда. Проводы, как и следовало ожидать, вылились во всенародную манифестацию, со слезами, поцелуями, объятиями и взаимными уверениями в вечной и нерушимой дружбе свободомыслящих интеллигентов всех стран и континентов, после чего Игорь Петрович прибыл в Ленинград. В аэропорту Пулково его встретили отцы города, весь Ленгорздрав и наиболее видные представители творческой интеллигенции. Простоволосая Тамара с криком бросилась ему на грудь. Игорь Петрович сдержанно успокоил ее и перепоручил Бархатову. Сперва надо покончить с делами, а уже потом ехать домой или в «Асторию», и он выразил желание прежде всего побывать в следственном изоляторе.
Вместе с ним в машину сел симпатичный милицейский полковник, и они направились к набережной Невы.
— Что лучше сделать с бывшим капитаном Кабановым? — без обиняков спросил Игоря Петровича полковник. — Может, расстрелять?
— Да, пожалуй, — подумав, согласился Обновленский. — Человечеству он совершенно не нужен.
— Более того, он вреден! — подтвердил полковник. — А с его семьей как посоветуете поступить?
— А что семья? Семья не виновата, что он антисоциальное явление... По-моему, семье надо установить небольшую пенсию.
— Замечательная мысль! — Полковник чрезвычайно обрадовался и сделал пометку в записной книжке. — Обязательно дадим пенсию. Вы представить не можете, как я рад, что вы оказались настолько справедливым и гуманным! Гора с плеч!.. Я, откровенно сказать, слегка побаивался за его семью.
— Как вы смели так думать? — возмутился Обновленский.
— Виноват, Игорь Петрович. Я ведь раньше не знал, что вы...
— Теперь будете знать. Полковник, вы мне нравитесь, поэтому запишите мой домашний телефон. Вероятно, я буду полезен вашей жене... Меня легче всего застать утром, с восьми до половины девятого... Поняли?
— Так точно, Игорь Петрович! — с чувством произнес полковник. — Я человек военный, противник многословия, и скажу просто: вы — настоящий интеллигент!
Когда они прибыли в следственный изолятор, все его обитатели находились в клубе, где проходил концерт художественной самодеятельности. Капитан Кабанов стоял на сцене и в сопровождении Аркадия Самойловича Перчика, исполнявшего партию гитары, пел старинный романс «Вернись, я все прощу, упреки, подозренья, мучительную боль невыплаканных слез...». Увидев Игоря Петровича, Кабанов изменился в лице и бросился ему в ноги, а Обновленский брезгливо отстранился и сухо сказал:
— Поздно, Кабанов, поздно. Как видишь, я вернулся, но о прощении не может быть и речи. Я не злопамятный, но, будучи представителем трудовой интеллигенции, обязан действовать в интересах общества...
...А Аркадию Самойловичу Перчику снилась Москва. В солнечное свежее майское утро они с Асей выходили из «Красной стрелы» на перрон Ленинградского вокзала. Ехали они в двухместном купе спального вагона, за что Перчику, чтоб вы знали, досталось от жены на орехи. Перчик подал Асе руку и попытался взять у нее чемодан, но она отмахнулась, и Аркадий Самойлович понял, что спорить бесполезно, глубоко вздохнул и поплелся вслед за женой, хромая и тяжело опираясь на палку.
Когда они вошли в холл гостиницы «Ленинградская», у окошка дежурного администратора никого не было. Администратор — красивая блондинка с неприступным лицом — раскрыла удостоверение инвалида Отечественной войны, сердечно улыбнулась Перчику и проворковала:
— Уважаемый Аркадий Самойлович, свободных номеров у нас нет, но вас мы устроим обязательно. Только придется подождать или, еще лучше, подойти ко мне ближе к вечеру.
— Неужели у вас действительно ничего нет?
— Есть только один свободный люкс, а обычные двойные номера освободятся не раньше двенадцати.
— Сколько стоит ваш люкс?
— Одиннадцать рублей в сутки.
— Беру! — важно заявил Перчик. — Выписывайте.