– Нет. Я любила его. Мы собирались пожениться.
Останавливаться было нельзя, поэтому я снова выпалил:
– Кейси когда-нибудь здесь жил?
– Нет. Он жил в другом месте.
– Он жил в Сан-Хосе?
– Он жил еще где-то.
– Он жил в этом городе?
Глэдис, казалось, растерялась.
Розалинда повернулась ко мне.
– Он мог жить где-то неподалеку. Мне кажется, что «здесь» означает «в этом доме».
– Но вы сами его никогда не видели?
– Нет, – ответила медсестра, причем, как мне показалось, не слишком уверенно.
Ей удавалось очень хорошо переводить то, что Глэдис говорила нам или, напротив, не говорила. А потому я попросил:
– Спросите, когда именно уехал Кейси.
Розалинда выполнила мою просьбу.
– Давно, – коротко ответила Глэдис.
– А откуда у вас телефон?
Розалинда ответила сама:
– Ей дали его родители.
– Спросите Глэдис, – настоял я.
– Милая, кто дал тебе тот телефон, который ты всегда носишь с собой?
– Мама с папой.
Розалинда взглянула на меня, словно говоря: «Вот видите!»
– Почему же тогда оплата производится с этого адреса? – Ответа я ждал от обеих женщин, но не получил ни от одной. – Неужели родители Глэдис доверяют ей самой оплачивать разговоры?
И Глэдис, и Розалинда не произнесли ни слова. Само собой напрашивался вывод, что они в сговоре. Возможно, счетами занималась как раз Розалинда.
Я не сдавался и продолжал допрос:
– Почему же связь отключили? Ведь телефон не работает уже два дня. Почему?
Ответа не последовало. Глэдис украдкой взглянула на Розалинду. Однако смысл этого взгляда казался совершенно ясным: она просила помощи.
Брук вмешалась:
– Глэдис, я спрошу насчет телефона у ваших родителей. Необходимо выяснить, почему именно они решили его отключить.
Глаза Глэдис от ужаса округлились.
– Нет-нет! Ничего не говорите!
Молодец, Брук! Я взглянул на нее и увидел, что она хмурится. Думаю, она поняла то, что я и сам узнал совсем недавно: люди врут, причем не только о касающихся здоровья привычках, не только о сексе и наркотиках, не только о количестве выпитого за неделю спиртного. Лгут в большом и в малом. Лгут, если они умны и сообразительны, и даже если они соображают с большим трудом.
Я обратился непосредственно к Розалинде:
– Вы имели какое-нибудь отношение к оплате телефона?
– Нет, – ответила она.
– А счет вы когда-нибудь видели?
– Нет! Доктор, вы же не в полиции работаете, разве не так?
– Нет, не в полиции. В коридоре я вам подробно объяснил, чем именно занимаюсь. А вот вам, сестра, я не верю ни на минуту. Не верю, что вы не видели счетов и не имели к ним никакого отношения. – Я повернулся к расстроенной и взволнованной подопечной: – Глэдис, я сейчас задам вопрос, на который вы обязательно должны ответить правду. Очень важно, чтобы вы обязательно ответили честно. Это Кейси дал вам телефон?
– Я так его люблю, – проговорила Глэдис и снова заплакала. А потом и завыла.
На помощь пришла Брук:
– Глэдис, пожалуйста, скажите нам: это Кейси дал вам телефон, чтобы можно было разговаривать?
Но она достигла не большего успеха. Глэдис продолжала обливаться слезами. Разговор закончился – это я видел так же ясно, как горе на лице Глэдис Томас и гнев и волнение на лице Розалинды Лопес.
Мы получили разрешение приехать завтра в восемь утра и попрощались.
34
По дороге к машине мы с Брук не произнесли ни слова. Я посмотрел на небо: солнце низко повисло над горами, и закат приобрел пурпурный оттенок. В иных обстоятельствах картина оказалась бы необычайно красивой.
Мои калифорнийские мечты прервала Брук:
– Они врут. Обе. Правда?
Я взглянул на нее через капот машины.
– Я считаю именно так.
– Почему?
– Почему я так считаю?
– Да ну тебя, Натаниель. Почему они врут?
Я уселся за руль и включил зажигание.
– Если бы это мне было известно, то уже сегодня вечером я оказался бы в самолете.
В желудке у меня заурчало так громко, что Брук даже удивленно взглянула. Тут до меня дошло, что я ничего не ел, кроме сандвича в самолете.
– Я отвезу тебя в офис, а потом мне нужно будет купить какой-нибудь еды и спокойно все обдумать.
Брук с минуту помолчала, потом неожиданно произнесла:
– Спасибо, но я бы с удовольствием пообедала вместе с тобой.
– А тебе не нужно возвращаться домой, к мужу?
– Нет, – коротко ответила она. Я подумал, что это очень странно и даже интересно, но требовать объяснений не стал. А Брук добавила: – Недалеко от моей работы есть прекрасный японский ресторан.
Какое-то время мы ехали молча, и лишь время от времени Брук давала указания: «Сейчас налево», «В следующем квартале направо» и так далее.
Наконец она заговорила:
– Может быть, он действительно любил именно ее, хотя и спал с другими напропалую. И это, возможно, объясняет и телефон, и то, что с ней-то он как раз не спал.
– По сути, она не говорила, что они не занимались сексом. Но я тоже об этом думаю. Возможно, он спускал пары со всеми этими женщинами в Балтиморе, а сам любил эту скромную девушку в Калифорнии. То есть хотел иметь сразу и одно, и другое. – Я немного подумал. – Должен признаться, это мне совсем не нравится.
– Что именно?
– Да вся эта ложь. И Глэдис, и Розалинды. Какой им смысл врать? Какой смысл врать Розалинде?
– Может быть, в пансионате нельзя иметь подобные отношения. И скажем, Розалинда в курсе дела. В таком случае она не захочет разглашать, так ведь? Просто чтобы спасти собственную шкуру.
– Возможно. Об этом я спрошу завтра.
Даже говоря это, я не сомневался, что на самом деле вопрос вовсе не ограничивается желанием сохранить в секрете любовь, – здесь явно что-то иное. Доказательств у меня никаких не было, но интуиция подсказывала, что я прав.
Брук спросила:
– А почему ты думаешь, что именно Кейси дал ей сотовый?
– Чтобы можно было разговаривать, поддерживать отношения.
– Нет, я не об этом. Почему ты считаешь, что телефон дал Кейси, а не кто-то другой?
– Ну я же сказал: любовь на расстоянии. Кроме того, телефон тут же отключили, едва в дело вмешалась полиция Балтимора. Словно существовал план на случай непредвиденных дополнительных обстоятельств.
– И тебе кажется, Глэдис могла это сделать?
– Не знаю. Но думаю, что Глэдис сказала Розалинде, а та уже сделала все остальное. То, что она знала о существовании телефона, не вызывает сомнений.
– Но зачем было Кейси брать на себя все эти хлопоты, снабжать ее телефоном? Зачем рисковать, посылая Глэдис деньги на оплату разговоров и заставляя все это делать?
– Может быть, за Дугласом следили.
– Кто именно?
Я недоуменно пожал плечами. Брук, не поворачиваясь, смотрела вперед.
– Завтра мы на нее нажмем. Я займусь сама – попробую остаться с ней наедине и…
– Брук…
– И попытаюсь выудить из нее, что к чему. Мне кажется, существует какая-то связь…
– Брук, – повторил я уже резче, – мне вовсе не нужно помогать в расследовании. Спасибо за то, что сегодня поехала со мной, но дело поручено именно мне.
Она нахмурилась и откинулась на спинку сиденья.
– Ты находишься здесь по приглашению департамента здравоохранения штата Калифорния и округа Санта-Клара.
– И что с того?
– Да просто то, что мне здесь делать совсем нечего. В моем ведении пара программ наблюдения за туберкулезом и СПИДом, но они крутятся сами собой. А я вполне могу помочь тебе.
– Это даже не твоя область…
– То есть?
– Ты же эпидемиолог. А это расследование из области специального патогенеза…
– О, пожалуйста, не изображай со мной такое важное официальное лицо.
– Я вполне серьезно. Меня прислали на пару дней, чтобы все здесь выяснить и быстренько вернуться на восток. Все равно это тупик. Завтра часам к одиннадцати утра я все закончу.
– А как же насчет телефона и этой тайной любви? Как насчет «я не люблю, когда врут»?