– Прекрати, Натаниель.
– Что я должен прекратить?
Молчание.
– Так что же, Хэрриет Тобел убили именно из-за этой кассеты?
Молчание.
– Говори, Элен! Доктор Тобел умерла потому, что хотела мне что-то сказать?
В этот самый момент Элен Чен – холодная, снежная королева Элен Чен – закрыла лицо руками и горько, хотя и молча, заплакала. А я – бездушный искатель славы Натаниель Маккормик – даже не попытался ее утешить.
Я просто сидел и смотрел, как она плачет. А потом попросил:
– Элен, пожалуйста, помоги мне с этим справиться.
Она не ответила. Единственное, что я слышал, – это собственное дыхание да редкие всхлипы Элен. Подождав еще немного, я вынул кассету из магнитофона и ушел.
Уже оказавшись в коридоре, я вновь обрел способность соображать и рассуждать. Ясно было лишь то, что знал я очень мало. Вернее, единственное, что я знал наверняка, так это то, что события, о которых я не знал почти ничего, развивались стремительно. Двери закрывались, вагоны отправлялись и все такое прочее. Время поджимало.
Я осторожно приоткрыл дверь в конференц-зал и просунул голову в щель.
– Ты в порядке? – поинтересовался я.
Доктор Чен едва слышно пробормотала:
– Да.
Рассчитав, что до того, как Элен придет в себя, у меня есть в запасе несколько минут, я направился в лабораторию. Йонник – бородатое воплощение целеустремленного семитизма – занимался с небольшим подносом, утыканным сотней крошечных колодцев.
– «ЭЛИСА»? – уточнил я.
Он кивнул и что-то пробормотал.
– Интересно, интересно, – поддразнил я. Дело в том, что проведение «ЭЛИСА» – страшно нудное занятие. – Что вы ищете?
– Интерлейкин, – медленно произнес он. – Иммунный ответ.
«ЭЛИСА» – тест, дающий возможность выяснить присутствие протеина в проверяемом образце. Например, если я вдруг заболею, мой организм начнет вырабатывать протеины – цитокины, – важные с точки зрения ответа на воспаление. И их можно обнаружить именно при помощи этого теста.
– Проект фирмы «Трансгеника»?
Йонник взглянул на меня с подозрением, но все-таки кивнул.
– А есть еще что-нибудь интересное?
– Я работаю главным образом на «Трансгенику», а некоторые занимаются иммунитетом ВИЧ.
– Понятно, – произнес я. – А откуда явились образцы «Трансгеники»?
Он прекратил работать.
– А кто, собственно, вы такой?
Так, значит, от Йонника особого толку не добьешься. Я вытащил удостоверение Центра контроля и предотвращения.
– Мы уже встречались, не далее как вчера. Меня зовут Натаниель Маккормик, я сотрудник Центра контроля.
– Ах да, вспоминаю. Так вам надо поговорить с доктором Тобел.
Я помолчал, а потом произнес:
– Доктор Тобел умерла сегодня ночью.
Лицо Йонника застыло, рот приоткрылся. Он явно мне не поверил. В лаборатории наступила такая тишина, что ее можно было потрогать руками. Все прекратили работу и начали прислушиваться к нашему разговору.
– Жаль, что вы узнаете это вот таким образом. Да, она умерла поздно ночью от сердечного приступа.
Я подождал, пока он переварит информацию, и продолжил:
– Наверное, вы захотите обсудить детали с доктором Чен. Однако мне необходимо расспросить вас о работе в лаборатории. Поэтому давайте вернемся к самому началу. Итак, откуда пришли образцы?
– Обсудите детали с доктором Чен, – повторил мои слова Йонник, продолжая наполнять колодцы на подносе. – Мы подписали обязательство о неразглашении.
Этот парень явно пытался меня отшить.
Едва я собрался вцепиться в Йонника зубами, как за моей спиной раздался знакомый голос:
– Доктор Маккормик!
Голос принадлежал Элен. Я обернулся.
– Почему бы нам не поговорить где-нибудь в другом месте? – сдержанно произнесла она и, не дожидаясь моего согласия, вышла из лаборатории.
Я покорно пошел за ней – сначала в коридор, а потом в небольшой офис в нескольких ярдах от входа в лабораторию. Элен открыла дверь, но не вошла.
– Тебе надо идти.
– Та палата на кассете, Элен, где она?
– Доктор Маккормик…
– Что «доктор Маккормик»?
– Натаниель, мы должны быть осторожными, должны многое принимать во внимание. Давай обсудим все позже.
– Расскажи мне о работе доктора Тобел. О сотрудничестве с «Трансгеникой», об исследовании ВИЧ.
– Сделай одолжение, уходи.
– Мне необходимо выяснить все, над чем она работала, Элен. Я должен понять, что именно здесь происходит.
– Ничего.
– Какие образцы исследуете вы для «Трансгеники»? Доктор Тобел говорила, что ваша работа уже на стадии человеческого материала, так что, наверное, образцы уже человеческие. Где эти люди? Они местные?
С ледяным выражением лица она прислонилась к дверному косяку.
– Знаешь, я же могу позвонить в Управление по контролю за продуктами и лекарствами и это узнать.
Это был чистой воды блеф. Хотя я и мог надеяться на то, что управление соберет и проверит все протоколы лаборатории доктора Тобел, но процесс займет дни и недели. И мне придется очень серьезно обосновывать, зачем именно мне нужна эта информация. Не хотелось бы этого делать.
Я подождал еще немного, не разговорится ли доктор Чен. Она молчала. Я покачал головой:
– Ладно, Элен. Спасибо за помощь.
Я повернулся к ней спиной и пошел по коридору. Уже у самой лестницы обернулся, чтобы в последний раз на нее посмотреть. Взгляды наши встретились. Ее глаза не сказали ровным счетом ничего. В какой-то момент – на протяжении последних пятнадцати минут – и саму Элен, и всю лабораторию окутал глухой, непроницаемый занавес.
– Не знаю, каким именно хозяевам ты служишь, Элен. Но явно ошибаешься. И мы с тобой оба это прекрасно понимаем.
Судя по пустому взгляду, Элен Чен было на это наплевать.
60
Машина не просто раскалилась, а испеклась. Я сидел с открытой дверью, одну ногу поставив на педаль, а вторую на шину стоявшего рядом «порше». Только что закончился разговор с Ларри Тобелом – он прилетел в город пару часов назад. Ларри спросил насчет собак, насчет разбитого в доме окна и сообщил, когда и где состоятся похороны.
Отключив телефон, я закрыл глаза: пот стекал ручьями. Из массы разрозненных кусочков предстояло составить картину происходящего, и тем не менее, чувствовал я себя так, словно из необходимой тысячи составляющих имел лишь полсотни.
Так я сидел долго – сопоставляя, соотнося и сравнивая. Пытался понять, что же происходит на самом деле. Пытался решить, что необходимо делать дальше. Однако толку от моих усилий было немного, зато я истекал по́том, словно самая жирная свинья. Кондиционер и компьютер казались достижениями будущего.
Медицинская лаборатория, на протяжении долгих лет остававшаяся самым слабым и уязвимым звеном факультета, сохранила всю свою первозданность. Неудобные стулья, пара не справляющихся с задачей переносных кондиционеров, ужасные столы – все это осталось именно таким, каким было и десять лет назад. Обещания нового здания – проекты чертились, совершенствовались и множились – оставались лишь обещаниями. Я невольно спросил себя, когда же все-таки лопнет неизбывное терпение студенческого люда и, вооружившись факелами, швабрами и метлами, он пойдет в наступление на деканат.
Компьютер я обнаружил на столе возле стены, в месте под названием «исследовательский кабинет». На самом деле это была всего лишь маленькая комнатка, непосредственно примыкающая к читальному залу. Компьютеры стояли на столах из светлого дерева образца школьной парты 1975 года. Я передвинул стул и отвернул монитор к стене. В комнатке жужжал один из переносных кондиционеров, создавая вокруг меня антарктический микроклимат. А остальная часть библиотеки в это время парилась и жарилась.
Зато заснуть было невозможно – уже хорошо.
Мне хотелось начать исследование, как говорится, с исходной точки. К счастью, весь городок был подключен к одной и той же базе данных, так что я вполне мог получить доступ к интересующим меня сведениям прямо отсюда, из библиотеки медицинского факультета. Нужно было просмотреть информацию о тех судебных процессах, которые могли объяснить, что именно происходит на пленке. Я ввел в графу поиска слово «изнасилование» и название университета. Всплыло несколько файлов: что-то о члене бейсбольной команды, который пару лет назад изнасиловал студентку; фамилии нескольких судимых за изнасилование выпускников. Об изнасиловании в медицинском центре ни слова.