Она повесила трубку.
– Лаборатории Тобел или Фалька? – переспросил я.
– Да, а вы знакомы с их работой?
– Можно сказать, что да.
Доктор Перри что-то быстро нацарапала на клочке бумаги.
– Вот номера палат. Это в подвале, рядом с моргом. Подходящее местечко, правда?
Трудно сказать, подходящее или нет, однако некоторые вещи начали складываться в моей голове. И хотя казалось, что я и так знаю ответ на вопрос, тем не менее я его задал:
– Так в чем же суть этически сомнительного исследования? Вы мне так и не сказали.
Доктор Перри насмешливо развела руками, словно представляя широкой публике нечто грандиозное.
– Свиньи, доктор Маккормик. Они там, внизу, пересаживают пациентам в вегетативном состоянии свиные органы. И происходит это во вверенной мне больнице.
62
Уже через десять минут я стоял возле сестринского поста. Слева высились двойные двери с замком, реагирующим на карточку-ключ.
За столом сидел медбрат, крупный белый мужчина сорока с лишним лет. Его вполне можно было бы снимать в кино. Когда я подошел, он поднял глаза от книги, которую читал, и вопросительно взглянул.
– Доктор Маккормик?
Он широко улыбнулся. Обаятельный парень, он мне сразу понравился.
– Том? – уточнил я. Он кивнул. – Зовите меня Нат.
– А вы можете обращаться ко мне «сестра Хэррисон». – Он рассмеялся. – Доктор Перри распорядилась показать вам все, что нужно. У нас не очень-то интересно, но вы можете все внимательно осмотреть.
– Благодарю.
Я заметил, что он читает «Прагматизм» Уильяма Джеймса.
– Легкое чтиво, для забавы?
– На следующей неделе должен сдать реферат по Джеймсу. Но вообще-то прагматистов очень люблю. Философия, которая работает. Совсем не то, что европейская ерунда, после которой уже через пару часов хочется пустить себе пулю в лоб потому, что все это ровным счетом ничего не значит.
«Сестра Том Хэррисон» подошел к двери и вставил в щель замка свое удостоверение. Раздался писк, щелчок, и дверь открылась.
– Джеймс, Дьюи, да и все другие – их теории вполне можно использовать, – продолжал он.
– Теории, которые можно использовать. Хорошо сказано, – кивнул я.
– Сам придумал, – гордо отозвался парень.
Мы вошли в небольшой коридорчик, по обеим сторонам которого располагалось по три двери и три окна. В конце была самодельная кабина для переодевания – всего лишь ширма, которой при необходимости можно было отгородиться от посторонних глаз.
– Мастера биологической этики, – заметил он. – Работают уже два года и, возможно, будут работать до Второго пришествия. Для меня, впрочем, это вовсе не проблема, поскольку я неверующий.
– Так, значит, крестовый поход в самом разгаре? – спросил я.
Он лишь взглянул, но по одному этому взгляду я понял, что он оценивает, дразню я его или нет. Я вовсе не дразнил.
– Вот именно, Нат. Крестовый поход.
Я подошел к одному из окон и заглянул в палату. Даже предполагая, что именно увижу, я вовсе не был готов к такому удару адреналина. Моментально задрожали и ослабели колени. Палата оказалась той самой, которую я видел на пленке доктора Тобел. Кровать с коматозным пациентом, окруженная мониторами. Комната такого же размера. Конечно, все это могло оказаться просто совпадением…
– А камеры в палатах установлены? – поинтересовался я. – С целью безопасности?
– Разумеется.
– Можно взглянуть на мониторы?
Том окинул меня странным взглядом.
– Конечно. А зачем?
– Да просто так.
Чтобы не дать Тому Хэррисону времени на размышление, я продолжал задавать вопросы:
– Так, значит, каждый из этих пациентов перенес пересадку свиного органа?
– Да, – подтвердил Том.
Я прошел по коридору и через окна посмотрел на каждого из пациентов. Три женщины и двое мужчин очень напоминали привидения; все они лежали совершенно неподвижно, словно мертвые. Странно, но последняя комната по левой стороне оказалась темной.
– А почему одна палата пустует?
– Ой, да я не знаю. Я поступил сюда лишь год назад, уже после того, как она умерла. Говорят, что от посторонней инфекции. То есть не связанной с пересаженными органами.
– Она?
– Да. Сначала в этом отделении находились четыре женщины и двое мужчин.
– А от чего конкретно она умерла, не говорили?
– Мне – нет.
– Имя вы знаете?
Том улыбнулся:
– Знаю, но сказать не могу, доктор. Не позволяет служебная инструкция.
Я еще раз заглянул в окна трех женских палат, пытаясь узнать пациентку на кассете. Однако запись была некачественная, а с того времени, как я ее смотрел, прошло уже несколько часов. Я вернулся к пустующей палате.
– Это какой номер?
Лицо Тома приняло странное выражение.
– Номер три, – ответил он. – А что?
Не ответив, я продолжал:
– А откуда поступают свиньи-доноры?
Том пожал плечами:
– Доктор Нат, я не знаю, как и зачем вы здесь оказались. Единственное, что мне известно, так это то, что доктор Перри велела впустить вас и позволить все осмотреть. Но я вовсе не тот человек, которого следует расспрашивать о подробностях. Я всего лишь наблюдаю за этими бедными болванами и в предписанное время даю им лекарства. А за выяснением деталей следует обращаться к работникам компании или сотрудникам лаборатории. Есть доктор Хэрриет Тобел, есть человек по имени Отто Фальк – он руководит всей этой затеей. А еще есть исключительно привлекательная докторша, с которой вам непременно надо познакомиться. Ее зовут доктор Чен…
– С ними я уже разговаривал. – Мой голос прозвучал слишком резко. – Что можете сказать мне вы?
– Ровным счетом ничего. Я уже и так слишком много чего вам позволил. Нас же принуждали подписывать соглашение о неразглашении тайны.
– Они всех заставляют подписывать это соглашение. Свободной и открытой науке пришел конец. – Я потер подбородок: да, давно надо было бы побриться. – Так как же обстоит дело с контролем над инфекцией?
– На самом деле все происходит очень просто. Несмотря на то, что больные получают минимальную дозу иммунодепрессивных препаратов, мы ведем их как имеющих ослабленный иммунитет. Но, честно говоря, работники компании страшно боятся подхватить от этих ребят какую-нибудь заразу, а потому, входя к ним, мы принимаем колоссальные меры предосторожности, чтобы предохранить и самих себя, и их.
Невольно вспомнился человек на кассете, который занимался сексом с женщиной в вегетативном состоянии, причем даже без кондома. Что и говорить, предосторожности поистине колоссальные!
Я остановился перед окном одной из палат. В ней лежала женщина. Совершенно неподвижная, восковой бледности, но во всем остальном она выглядела совершенно здоровой.
– Что говорит по этому поводу ваше чувство биологической этики? – поинтересовался я.
– По какому поводу?
– Да вот об этом.
Я махнул рукой в сторону женщины.
Том рассмеялся:
– Эти исследования обладают огромным потенциалом, ведь они могут спасти множество жизней. Недостатка органов больше не будет. Только представьте. Истинное чудо. Но с другой стороны, я мыслю в достаточной степени утилитарно и понимаю, что они обращаются с этими людьми не как с людьми, а считают бедняг просто средством достижения цели. Сомневаюсь, что это правильно.
Я улыбнулся:
– Том, «сестра Хэррисон», это самый беспристрастный ответ из всех, какие я получал в жизни. В биологической этике вы просто ас.
Он снова рассмеялся.
Выйдя из отделения, мы снова оказались возле сестринского поста. На столе стояло шесть мониторов. Один, под номером «3», был просто выключен. А на всех остальных картинка в точности походила на ту, которую я видел на кассете доктора Тобел.