– Мы? – улыбнулась Брук. – Как вы изменили свое отношение к делу, доктор Маккормик!
Спидометр показывал девяносто.
– Значит, вы снова заодно с хорошими парнями?
Улыбнувшись, я покачал головой:
– Не знаю, Брук. Ничего не знаю.
Несмотря на то, что мы ехали в пятницу вечером, дорога была относительно свободной. Судя по всему, народ еще находился в подвешенном состоянии – между работой в пятницу и отдыхом в субботу. А это означало, что все собирают пожитки, но выехать еще никто не успел. Всю дорогу Брук выжимала не меньше восьмидесяти миль в час. Я поискал глазами трубчатый каркас, а поскольку такой роскоши в машине не оказалось, то приготовился геройски и кроваво погибнуть на шоссе.
Брук оставила машину на стоянке возле дома, и мы поднялись наверх, к ней в квартиру. На лестнице я поинтересовался:
– Как ты себя чувствуешь?
– Кофе оказался слишком крепким, и теперь у меня в желудке революция.
– Ты же понимаешь, что я не об этом.
– Понимаю. Ощущение очень странное. Немного взволнована, немного нервничаю. Скорее всего взволнована.
– Этим заниматься интереснее, чем мониторингом ВИЧ?
– Почти всем заниматься интереснее, чем мониторингом ВИЧ, – ответила Брук. А потом, нажимая кнопку лифта, добавила: – Очевидно, мне следовало стать полицейским.
– Им мало платят.
– Нам тоже мало платят. – Мы стояли в ожидании лифта. – Что ты обо всем этом думаешь?
– Я вообще не умею думать.
– Брось, Натаниель. Всего лишь полтора часа назад ты жалел, что не стал дерматологом, и цитировал Ницше.
– Вот видишь, что происходит, когда я начинаю задумываться? Потому и стараюсь делать это как можно реже.
– Ты просто невозможен.
Открылись двери лифта.
– Хочу спросить, – сказал я. – Вот ты с самого начала захотела участвовать в этом деле. Что движет тобой в большей мере – сознание важности момента или просто стремление убежать от скуки?
– Почему-то не хочу отвечать на этот вопрос.
– А может быть, тебе захотелось поработать вместе со мной?
Я попытался улыбнуться.
– Вот на этот вопрос я уж точно не хочу отвечать.
На душе потеплело. Впервые со времени утреннего телефонного разговора с Ферлахом я ощутил, что мир разваливается уже не так стремительно. Наверное, можно сказать, что в этот миг я испытал удовлетворение. Некую законченность процесса. Возможно, в конце концов, просто шла игра, и нам предстояло победить. А если честно, мне очень нравилось работать с Брук. Мне нравилась сама Брук. И не успел я об этом подумать, как слова сами слетели с губ:
– Мне кажется, мы с тобой – сильная команда.
Произнеся это, я испугался, что Брук меня осмеет, заподозрив в неуклюжем ухаживании. Но вместо этого она просто сказала:
– Мне тоже так кажется. Больше того, по-моему, мы вполне можем составить грандиозную команду.
Я готов был обнять и поцеловать ее. Однако с прошлого вечера во рту у меня не было ни капли спиртного, а потому мужества на столь отважный поступок попросту не хватило. Так что пришлось покорно следовать за Брук до самой ее квартиры. Она отперла дверь и вошла. А я остановился на пороге, размышляя о том, удастся ли организовать поцелуй прежде, чем отправлюсь на поиски Элен Чен.
Размышлял я, впрочем, недолго. Брук закричала.
77
Дрожа, Брук не отрывала глаз от стены, на которой висел дорожный велосипед. Я влетел в комнату и проследил за ее взглядом.
Зрелище было не для слабонервных.
В стене на двух крюках, на концах проволоки длиной фута два, словно грузы на маятниках, висели таксы. Из распоротых животов вывалились кишки. Они свисали еще примерно на фут. Кровь капала на книжный шкаф, а с него – на пол.
Я взял Брук под локоть и вывел в коридор. Она с трудом, неровно дышала. Открылось несколько дверей, высунулись головы соседей.
– Просто небольшой испуг, – прокомментировал я, безрезультатно пытаясь изобразить улыбку. – Кошка поймала пару мышей.
Люди явно не знали, что делать. Потом постепенно, одна за другой, двери начали закрываться. Я подвел Брук к стене.
– Постой здесь, хорошо? Подожди.
Она не ответила, но и не попыталась шевельнуться. Оставив ее в состоянии полного шока, я снова направился в квартиру.
– Звоню в полицию, – предупредил я.
Это, конечно, было ложью. Постоял пару минут, ничего не услышал. Быстро прошел в спальню. Открыл дверь шкафа, заглянул в ванную. Пусто. Вернулся в гостиную и проверил маленькую ванную рядом с комнатой для гостей. Тоже пусто. Открыв дверь в комнату для гостей, я вошел. Дверь шкафа оказалась приоткрытой, и я резко открыл ее.
– О Господи!
Из шкафа выпрыгнул обезумевший от страха кот. Заставив себя успокоиться, я заглянул в шкаф. Платья, коробки, а больше ничего и никого.
Я направился к Брук.
– Собирай вещи!
Брук смотрела на меня, все еще не в силах унять дрожь и явно ничего не понимая.
– Возьми какую-нибудь одежду, – пояснил я. – Мы уходим.
Она быстро кивнула. Я довел ее до квартиры.
– Тебе не надо больше на это смотреть.
Она послушалась и прошмыгнула прямо в спальню, стараясь держаться от изуродованных собак как можно дальше.
Меня тошнило, но не слишком сильно – могло быть и хуже. В голову пришла мрачная мысль о том, что даже к подобным вещам начинаешь привыкать. И тем не менее, оторвать взгляд от страшного зрелища оказалось нелегко.
Через несколько минут Брук вышла из спальни в полной готовности.
– Нужно навести порядок.
– Некогда.
– А Генри?
– С котом ничего не случится.
В этом я совсем не был уверен, однако в данный момент мы ничего не могли сделать для несчастного животного. Я направился к двери, но Брук не пошевелилась.
– Он в комнате для гостей. – Она все равно не сделала ни шагу. – Я положу ему еды впрок, хорошо?
С этими словами я просто вытолкал ее за дверь. Потом пошел в кухню и наполнил кошачьи миски. Руки дрожали, а потому я рассыпал еду и разлил воду.
78
К мотелю, заведению возле аэропорта, мы подъехали на двух машинах. На стоянке я вышел, но Брук так и продолжала сидеть. Я подошел к ней.
– Закажем две комнаты, – предложил я.
– Нет, бери одну, с двумя кроватями.
Она смотрела прямо перед собой, поэтому разглядеть ее лицо было трудно. Тем не менее, я заметил, как по щекам текут слезы. Положил руку на плечо Брук и с минуту постоял молча. Потом быстро зашагал к мотелю.
Уже через десять минут мы сидели на жестких кроватях.
– Это предупреждение, – произнес я.
– Неужели? – Брук взглянула на меня сухими припухшими глазами. Она уже успела взять себя в руки. А вместе с самообладанием вернулся и сарказм. – А я было подумала, что это детишки так шутят.
– Может быть, и так. – Я откинулся на кровать. – Позвоню в полицию, а потом вернусь в квартиру и все уберу.
– И что же сделает полиция?
– Скорее всего ничего.
– Так зачем же тогда звонить?
– Понятия не имею, – честно ответил я.
Полицейские наверняка просто запишут, что произошло, и уедут. Я расскажу им о нападении на свою машину. Они и это запишут. Составят доклады, а что потом? Рассказать им о кассете, которой у меня уже нет? Об изнасиловании, жертва которого не сможет пожаловаться? Об истории, участником которой стал сын знаменитого доктора, о вспышке неизвестной болезни в Балтиморе? О мертвом мужчине в Балтиморе? О двух мертвых женщинах в Сан-Хосе? Да, они меня внимательно выслушают. А потом, сев в машины, назовут ненормальным.
– По крайней мере, мы знаем, что находимся на верном пути, – заметила Брук.
Такой реакции трудно было ожидать даже от нее. Я-то думал, что она постарается держаться от всего этого безумия как можно дальше и, оказавшись перед лицом страшной реальности, решит, что мониторинг ВИЧ – не такое уж плохое занятие.
– Мы не можем считать себя в безопасности, Брук. Ты, наверное, думаешь, что само место службы обеспечивает нам неприкосновенность, но это совсем не так.