Город, кстати, оказался огромным. Одни только припортовые трущобы, которые я исследовал в числе первых, занимали пространство, равное суммарной площади двух стадионов. И неудивительно: в городской порт ежедневно прибывало по несколько десятков судов различного водоизмещения. Нет, гордых фрегатов, фантастической красоты парусников и роскошных яхт я среди них не увидел, а вот пузатые, тяжело груженые торговые ладьи оказывались в поле моего зрения регулярно.
В благополучные районы я пока не совался. Не потому, что не хотел. Напротив, мне было очень любопытно посмотреть, как живут местные буржуины. Но от вылазок в фешенебельные кварталы останавливало обилие стражи в той части города, наличие регулярных патрулей, от которых было негде спрятаться, и яркое уличное освещение, к которому мои глаза упорно не хотели привыкать.
Что удивительно, погода все это время стояла по-летнему теплая и сухая. Для меня она оказалась вполне комфортной, и на глазок я бы сказал, что температура по ночам достигала градусов двадцати пяти. Днем, наверное, повыше. Но этого я не проверял – в моем подземном логове даже в полдень было прохладно и сухо, а на свет я вылезать не рисковал. Однако, если учесть, что и крысы, и бродячие псы не имели густой шерсти… если вспомнить про сочную зелень вокруг, то скорее всего, суровой зимы в этих краях можно было не ждать. Если, конечно, она вообще случалась.
Вестей от Шэда пока не поступало. После последнего разговора сборщик душ больше не изъявлял желания меня увидеть, поэтому я выживал в одиночку. Но как я ни представлял, что вот-вот вместо лап у меня появятся руки, а вместо зубастой морды – нормальное лицо, в моей внешности ничего существенного не изменилось. Кроме того, что я немного подрос, привык к новому телу и окончательно сроднился с хвостом, который стал мне не только надежным другом, но и незаменимым помощником.
Еще я сдружился с брошенными Шэдом улишшами. Успел привыкнуть к тому, что они повсюду следуют за мной, словно рыбы-прилипалы в ожидании трапезы. И, думается, в какой-то степени это предположение было верным, потому что за прошедшее время мои маленькие спутники тоже подросли. Видимо, все же от меня подпитывались. К тому же они стали проявлять больше самостоятельности. Нередко осмеливались отходить на приличное расстояние. Проявляли зачатки любопытства. Были не прочь подурачиться и поиграть. А потом даже начали оказывать посильную помощь.
Правда, выяснилось это случайно.
Как-то днем я не мог уснуть и от скуки гонял по полу последнюю оставшуюся серебряную монету. Остальные, как я ни старался растягивать удовольствие, все-таки закончились, а эту мне отчего-то захотелось сберечь. И вот когда чувство голода обострилось настолько, что зубы сами потянулись к добыче, а врожденная бережливость отчаянно этому воспротивилась, я с досадой отшвырнул монету прочь и несказанно удивился, когда следом за ней метнулся один из улишшей.
До этого дня я не подозревал, что мои маленькие спутники способны контактировать с материальными предметами. Раньше они эту способность не демонстрировали. Но сегодня малыш не только впервые за несколько месяцев изобразил «бурунчик», но и нашел монету, взгромоздил ее себе на спину, после чего заботливо вернул и положил у меня перед носом.
Я, правда, был голоден, а, следовательно, раздражен, поэтому отбросил монету снова. Причем с такой силой, что та улетела на лестницу и благополучно укатилась вниз. В стайке улишшей после этого случилось непонятное замешательство. Они засуетились, занервничали и вдруг пропали. Все одновременно. А примерно через час вернулись и один за другим положили к моим лапам по точно такой же монете.
При виде восьми одинаковых серебряных кругляшей я так озадачился, что какое-то время мог просто смотреть то на них, то на мелюзгу. Страшно хотелось понять, спросить, откуда они нарыли сокровища, и нет ли поблизости незамеченного мною клада. Но голосовые связки нурров не были приспособлены к разговорам. Жесты малышня не понимала. Поэтому все, на что я оказался способен, это благодарно лизнуть принявших первоначальный облик малышей и, протянув лапу, сгрести их в кучу, чтобы укрыть в той самой тени, которую они любили.