— А ты не любишь долгих прелюдий, как я посмотрю.
— Даже не мечтай, — Летиция улыбнулась, но показавшиеся кончики зубов превратили ее улыбку в предупреждающий оскал.
— Так в чем дело? — спросил Гай, когда они поднялись к нему в номер. Он постарался как можно вальяжнее развалиться в большом кресле, но, вопреки позе, в его теле явственно ощущалось напряжение.
— Ты знаешь, в чем дело, — холодно отозвалась Летиция. — Какого черта ты творишь? Тебя не заметил разве что слепой. Зачем ты застрял в этом теле? Чего ты добиваешься?
— А, наши друзья забеспокоились, — протянул Гай, с аппетитом глядя на ноги Летиции. — Тебе очень идет это… тело, Летиция. Последний раз ты выглядела также очаровательно, когда была Одри.
— Прекрати, — щеки Летиции коротко вспыхнули, из чего Гай сделал вывод, что воспоминания о времени, проведенном в роли Одри, задели Летицию за живое. — Естественно, наши друзья, как ты их называешь, обеспокоились.
— Ну, что ж, можешь успокоить их: я вскоре закончу свои дела и перестану их дразнить своим постоянством.
— Гай, — Летиция приблизилась к нему вплотную. — Вскоре — это неправильный ответ.
— Летиция, — он выдержал ее взгляд и втянул носом воздух, давая понять, что не прочь продолжить разговор в другой обстановке, — мне нужно еще немного времени.
— Но зачем? — смягчилась Летиция, опуская ладонь на его идеальную грудь.
— Я с удовольствием объясню тебе позже.
— Ты похож на беглеца, Гай, — ее ногти оставили тонкую бороздку на его гладкой коже. — От тебя пахнет страхом. Если надумаешь бежать, я спущу на тебя всю свору гончих. Мы друг друга поняли? — Она поддела своим крашеным ноготком Гая за подбородок, и он замер.
— Поняли, — ответил Гай, когда она позволила ему заговорить.
— Закажи мне шампанское, Гай, — улыбнулась Летиция, — и фрукты. В соседний номер, — усмехнулась она, — шестьсот три. Пускай оставят в комнате, я собираюсь принять ванную.
Гай проводил взглядом ее покачивавшую бедрами фигуру, одновременно желая и ненавидя. Он не рассчитывал на постороннее вмешательство, так что теперь его задача усложнялась, а времени, пока им не заинтересуются все остальные, оставалось все меньше и меньше.
Летиция наполнила ванную, и, сбросив неудобное платье, окунулась в теплую воду и потрескивающую пену. От удовольствия она даже прикрыла глаза — ей просто необходимо было расслабиться после перелета и поисков этого мерзавца. Летиция никогда не питала особенной симпатии к Гаю. Он был, пожалуй, одним из самых разбалованных реберфов, который потакал всем своим желаниям, руководствуясь лишь собственной выгодой и удовольствиями. Но все они обязаны были выполнять определенный свод правил, одним из которых было не высовываться из толпы, чтобы не привлекать внимание. И никогда не подчинять президентов, госсекретарей, монархов — людей, которые были наделены большой властью, потому что изменение и гибель таких заметных фигур неизбежно привлекла бы к реберфам ненужное внимание. Если ты хотел денег — достаточно было вселиться в любого олигарха и наслаждаться его достатком. К тому же, если ты не желал следовать его привычкам, всегда можно было подыграть на нервном срыве от напряженной работы, или на раскаянии, да на чем угодно, лишь бы более-менее правдоподобно объяснить всем остальным отличие. Точно так же, уходя, можно было устраивать несчастные случаи, самоубийства, а в команде с несколькими реберфами, вообще, что угодно. Так отчего же Гай вцепился в это тело голландского бизнесмена? Этот вопрос не давал Летиции покоя. Да, он был недурен собой, у него водились деньги, но на этом все очевидные плюсы заканчивались. Значит, были минусы?
Летиция услышала, как в дверь постучали, и крикнула из ванной, чтобы заходили. За дверью раздались шаги, позвякивание стекла, затем снова наступила тишина.
— Кто бы подал мне его в ванную, — пробормотала расслабленная Летиция, но портье уже, очевидно, ушел, и ее слов так никто и не расслышал.
Летиция вновь прикрыла глаза и окунулась с головой в воду. Он всегда выполнял все ее капризы, некоторые еще до того, как она успевала их озвучить. Очаровательный француз со жгучими карими глазами, ресницами, которым позавидовала бы любая девушка, высокий, сильный и с немного смешным носом, похожим на картошку. Летиция сама не заметила, как ее губы растянулись в счастливой улыбке. Тогда она была Одри. Но при этом вдохнула в скромную, немного зажатую девушку, не знавшую мужской любви, столько жизни и задора, что покорила его почти с первого взгляда. Она помнила, как он смотрел на ее платье в горох и такую же шляпку, и как наслаждался близостью их тел под своим плащом, укрывая ее от дождя. Помнила любовь, отогревающую самые дальние уголки ее существа, когда они проводили дни и ночи напролет. Антуан знал, кем она являлась, но вместе с тем не смог ожесточить своего сердца. И когда ей пришло время уходить, Летиция горевала, как никогда. Еще ни к одному человеческому телу она не была привязана так сильно, но тело сопротивлялось, ее суть неизбежно его разрушала, и дни подходили к концу. В тот раз она даже не удосужилась замести следы, просто покинула мертвое тело за несколько секунд до смерти. И сильнее всего сожалела лишь о том, что не смогла в последний раз обнять Антуана, посмотреть в его глаза, еще раз запечатлеть в памяти любимое лицо. Она знала, что прощается навсегда, потому что глупый мужчина любил ее, как Одри, он даже наивно полагал, что все, что ему дорого в ней — это и есть молодая человеческая девчонка. Знал бы он, насколько это было далеко от истины. Психика реберфа полностью подчиняла себе психику хозяина, ему никогда не было бы так интересно и хорошо рядом с двадцатилетней девушкой. То, что его привлекало — было смесью опыта и свойственной Летиции жизнерадостности. Она даже потратила лишние силы и переместилась в тело коллеги Антуана, чтобы еще раз взглянуть на него, но то, что она увидела, заставило ее пожалеть о принятом решении. Антуан оплакивал Одри так, что сердце Летиции в новом теле едва не разорвалось от боли. Окружающие сочли это слабостью при виде смерти, но она видела, как он страдал, как сходил с ума, хотела утешить и не могла. И эта невозможность пожирала ее изнутри, становясь самым страшным кошмаром. Помнится, тогда Летиция прыгнула наугад — ей все равно было, кем она станет, лишь бы быть подальше от Антуана, никогда его больше не видеть, не ощущать этой разъедающей ее душу боли.