Одним из самых трудных решений в моей жизни было уйти от Скарлетт. Уйти от нее было, словно воткнуть нож в свое собственное сердце. Попытки придерживаться своего решения будто разрывали меня на части. В те дни, когда она злилась, было
легче. Видеть, как она ходит туда-сюда, хлопая дверью, врубает агрессивную музыку — с этим я мог мириться. Но когда она приходила и выглядела такой же сломленной, каким я сам себя чувствовал внутри, на такое было тяжело смотреть.
— Я не могу это исправить. Ей лучше без меня и моего дерьма.
— Тогда найди Жанелль и разберись с этим. Она уже много лет превращает твою жизнь в ад. Из-за нее в твоей башке бардак, из-за нее ты винишь себя за Белль, она тянет из тебя деньги, что, между прочим, полный бред! А теперь ты просто снова
позволишь ей отнять у себя что-то еще?
— Черт возьми, это из-за меня Жанелль преследует Скар. — Я психанул. И сжимал бутылку пива в своей руке так сильно, что она могла лопнуть в любой момент.
— Из-за тебя? Как, черт возьми, хоть одно из случившегося могло быть из-за тебя, ты, кретин? — прошипел он, тыкая пальцем мне в лицо.
— Но так оно и есть! Это из-за меня, потому что я отказал Жанелль в материальной поддержке. Я перестал давать ей деньги и сказал, что с меня хватит. Я перестал ей помогать. Хотел, чтобы она исчезла из моей жизни по-хорошему. Она угрожала превратить мою жизнь в ад, и у нее это получилось. Я не могу ее найти, чтобы заставить прекратить это, а на мои звонки она не отвечает. Безопаснее всего мне сейчас держаться от Скар подальше для ее же собственного блага. Я знал, что Жанелль отомстит, потому что она сука, но я никогда бы не подумал, что она направит свою месть на Скарлетт. Все, чего я хотел, это начать новую жизнь со Скар, сделать ее счастливой. Я хотел жить долго и счастливо. С ней.
— Ты не можешь все контролировать, Мэйс. Ты должен с этим смириться, и Скарлетт хотела тебя, несмотря ни на что. Она любит тебя. Это редкость, брат. Не сдавайся.
— Не знаю. Я просто не хочу, чтобы из-за меня она пострадала, — тихо ответил я ему.
— Ну что ж, теперь уже, мать твою, слишком поздно.
Подожди-ка! Что? Я не имел ни малейшего понятия, о чем он. Мысль, что со Скарлетт что-то случилось, пришла мне в голову. Я тут же вскочил и схватил его за футболку.
— В смысле, слишком поздно? Черт! Со Скарлетт что-то случилось? Почему ты ничего не сказал? — прокричал я ему в лицо, а потом оттолкнул и устремился к выходу. В ушах стоял шум, и я почувствовал острую боль в груди от одной мысли, что со Скарлетт что-то случилось.
— Остановись, ты, идиот! С ней ничего не случилось в том смысле, в котором ты подумал. — Замерев на месте, я развернулся, адреналин все еще гулял в моей крови.
— Говори, черт возьми, пока я все сам из тебя не вытряс. — Я знал, что мои противоречивые чувства превращали меня в засранца, но это не значило, что я мог что-то с этим поделать.
Трип вздохнул, пробежав рукой по своему ирокезу.
— Случилось с ней одно дерьмо. На днях я видел, что растения на клумбах перед ее домом вырваны с корнем. Я знаю, она этого не делала. На работе она сорвалась. Скар не плачет, Мэйс. Я был рядом с ней, когда она психовала. Она действительно страдает.
— Я делаю это для ее же блага. Ты думаешь, я хочу причинить ей вред? — Я плюхнулся на диван и схватился руками за голову. Я не мог продолжать делать это с нами обоими, нужно что-то менять.
— Это еще не все. Я пошел к ней, когда она утром не пришла на работу, и по телефону у нее был хреновый голос. Я обнаружил ее на веранде позади дома, она стояла над осколками пустой бутылки, разбитой об пол. Там все было исписано. И я говорю не о маленькой надписи, Мэйс. Вся стена веранды была исписана. А слово “шлюха” было выведено просто огромными буквами. Это полная жопа, старик. Она в полной жопе.
— Что ты сказал?
— Я думаю, со Скар происходит больше, чем она мне рассказывает. Она не хотела, чтобы кто-то узнал о том, что случилось. Слушай, она взрослая женщина, но она остается все той же Скар. Для меня она как младшая сестренка, и ты это знаешь. Меня очень беспокоит, что у нее проблемы. А она не позволит никому помочь себе. Черт, да мне пришлось застать ее врасплох, чтобы узнать о том, как мало всего я знаю.
Моя злость дошла до точки кипения, кровь зашумела в ушах.
— Я… я не знал! Почему она никому ничего не говорит? — Я сжал кулаки, сдерживая ярость о того, почему же никто, мать их, ничего не заметил. Мне пришлось сдерживать себя, чтобы не разломать к чертям дом и не начать бить все, что попадет под руку. У меня горело лицо, вены на шее пульсировали, потому что я едва держал себя в руках.