Выбрать главу

Так, вставать надо плавно, а то голова закружится. Вертиго. Доктор Вертиго. Завтра лететь в Москву. Надо собраться. Во всех смыслах. Разинутые чемоданы уже готовы. Экипировка, документы, подарки.

Марта умеет укладывать. Укладчица номер один. Но прежде, конечно, у нее работа над собой. Утренний намаз, легкий макияж, разговор с зеркалом. Не допускает и мысли о переходе в старушки. Красота ее с ума ее свела.

Раньше Изя был однолюб. Любил одного себя. С появлением жены пришлось любить двоих. Щепотка стихов: «Моя дорогая, любимая Марта, быть рядом с тобою — козырная карта». Время от времени Марта громко подозревает, что он ее не любит, требует возражений, доказательств. Разборки.

Но все же она его холила, а он ее лелеял. Иногда наоборот. Это было непросто. Особенно когда были живы родители. Тещу звали Матильдой, а Изину маму — Цилей. Это давало повод утверждать, что он живет между Цилей и Матильдой.

На заре совместной жизни Марта взяла с него страшную клятву: он всегда будет мыть посуду. И Изя стал профессионалом, находил даже какое-то странное удовольствие. Стер всю дактилоскопию настолько, что, когда в американском посольстве получал визу, чиновник не обнаружил на экране узоры его пальцев. Очень удивлялся. Но разрешил.

Изя никому не позволял подходить к раковине на кухне. Подруги рвались помогать, ножами соскребали тефлон со сковородок, засоряли трубы берцовыми костями, отвлекаясь на долгие телефонные беседы. Оставалось только наблюдать за низвергающейся Ниагарой.

Старичок должен быть опрятным

Теплая жена продолжает слушать русскоязычное радио. Сноб Изя называет его «косноязычным». Заведение для людей с задержкой речи. Теперь в эфире воркуют две дамы из Кривого Рога. Какие-то астрологические глупости: эра пятого солнца, Козерог в первом доме, Луна в Раке, Тельца ожидает бонус. О, русская речь украинских евреек. Изя предпочитает радио на иврите. Здесь оно бодрое, задиристое. Кстати, способствует погружению в иврит. Хотя старожилы утверждают, что лучшего погружения, чем армия и тюрьма, не придумано. Изя не воспользовался этим советом и долго корчился безъязыким.

Он сел, нашарил ногами тапки, вздохнул, тихо пропел: «С добрым утром, бокер тов, к обороне будь готов». Бокер тов — это и есть «доброе утро» на иврите. Доброе утро, заслуженная дряхлость. Доброе утро, старость, время, когда брюки надевают сидя.

Утомленные джинсы ждут хозяина. Млеют в луче солнца кроссовки-ветераны. Нет, он не умрет молодым. Близится последняя четверть.

А утро разгорается. Утренняя заря, утренняя зарядка, утренняя зарядка мобильника. Быстрый танец чистки зубов. Пасодобль. Бодая зеркало, он отстриг высунувшийся из брови волосок. «Старичок должен быть опрятным». Так повторяет жена. Это у нее от мамы Матильды Самуиловны. В Москве теща не подпускала Изю к столу без галстука. Ее первый муж был наркомом легкой промышленности. С тех пор Матильда сохраняла чопорность.

С фотографии на белой стене застенчиво смотрит худенький юноша в кожанке. Рука — на маузере в деревянной кобуре. Глаза печальные, словно он предчувствовал, что станет шпионом японской разведки. В тридцать седьмом, конечно, расстрелян. Комиссар в пыльном шлеме. Чудом сохранилась ваза с серпами и молотками. По кругу суровыми советскими буквами: «Дорогому товарищу наркому от рабочих Полонского фарфорового завода».

Тут Изя почувствовал чей-то взгляд. Абсолютно прозрачная ящерица Брунгильда проводила сеанс гипноза. С потолка, рядом с ниткой паутины. Похожая на дорогую брошь, психоделически двигаясь, скрылась за жалюзи.

Еще один взгляд. Честные янтарные глаза. Черный замшевый нос. Это Степан, сын Полкана, молча спрашивает: не пора ли, мол, на прогулку, босс? По-индейски его полное имя «Степа Кожаный Нос». Сначала его назвали Гумберт. Но решили быть попроще.

Сын Полкана

Внимательные уши рыжей мини-овчарки. Простолюдин. Ноги коротковаты. Возможно, замешана такса. Вот откуда ноги растут. Ранняя седина на спине. Любит описывать природу. Как Тургенев. Умен, скромен, неприхотлив. Характер — дружелюбный, зюйдический. Часто пользуется авторитетом. Когда ругается басом сосед-сенбернар, Степану удается вставить слово, урезонить. Иногда в дверь звонил мальчик Яник из дома напротив, спрашивал: «А Степа выйдет?» Теперь Ян — капрал доблестной армии Израиля.

— Ну что, Степан, идем?

Улыбается, бьет хвостом, прижал уши, будто гладко причесался. Внятное «Вау!». Восторженный прыжок в высоту. Прыжки у него олимпийские. По-человечьи — больше двух метров. Рекорд для закрытых помещений. Ай да Степка, ай да сукин сын! Замечание, по существу, верное.