Прежде чем девушка успевает ответить: «Минутку!», я уже выхожу через двойные двери, перелезаю через перила балкона и спрыгиваю.
Я бегу по территории поместья, ощущая Симону на своих руках, на своих губах и на своей коже.
Симона
У меня большие неприятности.
Когда я впервые поцеловала Данте, это был сиюминутный порыв в конце безумного приключения, который, как я думала, останется шипучим пузырьком и, лопнув, исчезнет без следа.
Разумеется, я думала о парне после. Честно говоря, я думала о нем постоянно. Но я не ожидала, что когда-нибудь увижу его снова.
А затем он вломился в мою комнату, и все изменилось.
Моя вселенная перевернулась. Данте стал новой реальностью. А все остальное – таким же хрупким и невесомым, как тот пузырек на ветру.
Он поглотил меня целиком и полностью.
Я лежу в постели без сна, всю ночь напролет размышляя о парне.
Я чувствую его запах на своем постельном белье – кардамон и пихта, специи и древесина. Я готова поклясться, что от его огромного тела на матрасе осталась вмятина.
Я прижимаюсь лицом к этой вмятине, предаваясь воспоминаниям.
Ощущать его над собой было невероятно. Размеры этого парня по-настоящему пугающие. Всякий раз, когда я его касалась – его плеч, напоминающих мне каменные глыбы, или его бицепсов, размером превосходящих мечи для софтбола, – я не могла поверить, насколько крупными и плотными могут быть его мышцы.
Щетина Данте была жесткой, она царапала мне лицо и грудь. Он целовал меня, словно зверь, исследуя своим языком каждый уголок моего рта. Но парень был нежен, когда вводил в меня свои пальцы. Словно он знал, что никто не делал этого раньше.
А тот оргазм… о боже.
Этой ночью я попыталась воспроизвести его пару раз, ворочаясь без сна. Я уткнулась лицом в подушку, вдыхая запах Данте, и старалась в точности вспомнить, как именно он прикасался ко мне. Но моя маленькая ладошка не сравнится с его огромными руками. Каждый его палец толще, чем два или три моих вместе взятых.
Это было безумие.
Мне нужен был Данте.
Мне казалось, что я умру, если не смогу ощутить его снова.
Но я была совершенно бессильна. Мне не суждено было встретить его вновь.
Но сегодня кто-то прислал мне домой пятьдесят розовых роз. Открытки не было, имени заказчика тоже.
Я знала, что они для меня. Эти розы были почти такого же цвета, как мое платье в день раута. Я знала, что они от Данте. Знала, что он найдет меня снова.
Сегодня я должна пойти на ужин для юных послов. Mama спросила, достаточно хорошо ли я себя чувствую, чтобы присутствовать на вечере. Когда она услышала крики из моей комнаты, мне пришлось сказать, что я уснула и мне приснился кошмар. Разумеется, mama решила, что все дело в полученной от похищения травме.
– Все в порядке, mama, – заверила ее я. – Я действительно хочу пойти.
Она окинула меня скептическим взглядом.
– Ты уверена? – спросила mama. – Тебя будто… лихорадит.
– Я уверена! Прошу, mama. Я ненавижу торчать дома.
Она поколебалась, затем кивнула.
– Хорошо. Машина будет в восемь.
– Спасибо.
Я готова уже на час раньше. Хоть у меня и нет причин так думать, но я уверена, что сегодня встречусь с Данте. Возможно, не раньше, чем закончится ужин. Возможно, мне вообще не следует туда идти. Кто знает, вдруг парень снова хочет залезть ко мне в окно.
Нет, я должна пойти. Особенно после уговоров mama. Я пойду на ужин, но долго там не задержусь.
Я действительно чувствую себя словно в лихорадке, мой мозг ходит ходуном, как автомат для игры в пинбол. Мне сложно сосредоточиться даже на том, чтобы одеться.
Ужин – мероприятие чуть менее формальное, чем раут. Я собираюсь надеть одно из своих милых вечерних платьев пастельных тонов, но тут мной овладевает злой дух, и вместо этого я достаю из шкафа другое платье.
Это платье я никогда раньше не надевала – изумрудно-зеленое, с оголенной спиной и разрезом до бедра. Оно такое тонкое, что можно скомкать и целиком засунуть в клатч. Я надеваю поверх него легкую куртку, чтобы родители не заметили.
Я подвожу глаза чуть темнее, чем обычно, и оставляю волосы распущенными. Они у меня волнистые и темные – лишь иногда отдают рыжиной при правильном освещении. Мой отец всегда говорит, что мне лучше с волосами, убранными наверх, но, думаю, дело лишь в том, что с распущенными волосами я выгляжу не такой паинькой.
То, что надо. Сегодня я точно не чувствую себя паинькой.
Со мной такое нечасто бывает. Более того, я не могу припомнить, чтобы хоть раз выходила из дома в таком бунтарском настроении.