Я собираю белье для стирки, моя лодыжка болит не очень сильно, ощущается лишь легкий дискомфорт. Когда я добираюсь до прачечной, то конечно же, все стиральные машины неисправны. Решив сходить в прачечную в соседнем квартале, беру сумку с бельем. Оборудование там немного устарело, но ничего не поделаешь.
Найдя пустую стиральную машину в задней части пустой прачечной, бросаю свою сумку на большой складной столик и вытаскиваю свою одежду. Сортирую белье и загружаю первую стирку.
— Марли? — я замираю, когда слышу голос, который постоянно звучит в моей голове.
Поворачиваю к нему голову и улыбаюсь.
— Привет, что ты здесь делаешь? — спрашиваю я. Его руки пусты, так что он здесь явно не из-за стирки. Кроме того, Хьюстон не кажется мне тем человеком, который сам стирает свою одежду. Он слишком безупречен. Я представляю всю его одежду, отсортированную в шкафу по цвету, по бренду и по случаю. Скорее всего, отсортировано по сексуальности. Даже его джинсы и изношенная футболка с изображением группы «Van Halen»[6] так же сексуальны, как и его деловая одежда для кампуса. Это другая сексуальность, и она мне так же нравится.
Одаривая меня полуулыбкой, он отвечает:
— Сегодня утром я встречался с Анной Томпкинс, чтобы обсудить кое-какие исследования, над которыми она работает. — Ох. Мне приходится обуздывать что-то, что надеюсь, не является ревностью. Кому я вру! Я немного ревную. Анна Томпкинс, профессор микробиологии, и женский вариант Хьюстона. — Мы пили кофе по соседству. Я тебя увидел и решил проверить как твоя лодыжка.
Это мило и все такое, но что насчет поцелуя? Он вообще обо мне не думал?
Маленький узел завязывается в моем животе, она его сверстница и идеально подходит для сексуальной связи. Я же — грязная маленькая тайна, и он явно собирается притворяться, что между нами ничего не произошло.
— А, — говорю я, засовываю одежду в машину, — я слышала, что она — выдающаяся личность.
— Так и есть, — говорит позади меня его глубокий голос. — Мне пора идти. Ей нужно было выполнить срочное поручение, а потом я согласился сопровождать ее в библиотеку.
Ну разве это не прекрасно? Ему не нужно с ней прятаться в уголке или чувствовать себя виноватым за пересечение любых границ. Я поворачиваюсь к нему лицом. Его ухмылка исчезает, когда он смотрит на мою руку. Розовые трусики свисают с моих пальцев. Я запихиваю их в кулак и прячу руку за спину.
— Итак, как твоя лодыжка? — спрашивает он.
— Едва болит, — говорю я, возвращаясь к своему белью. Что действительно причиняет боль, так это то, что мы очевидно, будем притворяться что поцелуя не было. Ну, это меня устраивает. В любом случае, это слишком сложно. Знаете что? Да пошло оно все.
Я быстро поворачиваюсь, готовая высказать ему в лицо то, что я думаю о случившимся той ночью, с трусиками, все еще зажатыми в моей руке. Но, прежде чем я могу что-либо сделать, он наклоняется и шепчет мне на ухо:
— Позволь мне посмотреть.
Мои глаза расширяются, когда я сжимаю материал в руке.
— Посмотреть на что?
Его рука касается моей шеи и поднимается выше, пальцы зарываются в моих волосах.
— Дай мне взглянуть на мою любимую пару.
У меня пересыхает во рту. Его любимая пара. Признаю, я не могу сказать ему «нет», когда он находится так близко и касается меня.
Он улыбается, когда я достаю из-за спины свою руку с трусиками. Разжимаю пальцы, и он выхватывает трусики с моей ладони.
— Мои, — утверждает он, его глубокий голос понижается на октаву.
— Хм, нет. Хьюстон, — говорю я и разум возвращается постепенно ко мне, протягиваю руку к трусикам, — отдай их мне, и можешь идти.
Выскальзывает кончик его языка, смачивая губы.
— Включи стиральную машину, Марли, — инструктирует он меня, просовывая мои трусики в свой карман. Часть меня думает, что это горячо: мои трусики будут в его кармане, пока он будет заниматься исследованием с Анной Томпкинс. Другая часть боится того, что они выпадут, и каким-то образом все узнают, что они мои. — Включи стиральную машину, — снова требует он, на сей раз хриплым властным голосом. — Я хочу тебе кое-что показать.
— Показать что? — спрашиваю я, и запускаю стиральную машину. Он подходит очень близко и кончиком носа пробегается по моей шее к ключице, и я оглядываюсь, чтобы убедиться, что мы одни.
Мы одни. Слава Богу.
Не успеваю перевести взгляд на него, как подхваченная его сильными руками, оказываюсь сидячей на работающей машинке.