Мне нравится то, как она прикусывает свою нижнюю губу, как ее глаза блуждают по моему телу, останавливаясь на моем члене.
— Мое влагалище скользкое и мокрое для тебя. Я вся изнываю.
— Хорошая девочка. Теперь раздвинь ноги и покажи мне. Используй пальцы.
Она делает то, что ей говорят. Ее рука скользит между длинными ногами, исчезая под кружевом трусиков, двигаясь к ее сладкому центру.
— Хьюстон, — стонет она.
— Продолжай называть меня профессором, — я изгибаю бровь, отмечая ее реакцию.
— Профессор, — говорит она шепотом. Ее пальцы трутся о киску, когда моя рука набирает скорость, двигаясь на члене.
— Хорошо. Теперь скажи мне, чего хочет твой сладкий рот. Сделай это, используя грязные словечки, — я поднимаю палец и прижимаю к ее нижней губе, я тону в ее мягких глазах.
— Я хочу твой член.
— Ты можешь постараться получше, — я сжимаю ее губу между пальцами.
— Я хочу, чтобы ты трахал мой рот своим членом.
Я склоняю голову на бок, обдумывая достаточно ли грязные ее слова, нравятся ли они мне.
— Еще лучше, — требую я.
Она делает глубокий вдох, ее рука все еще работает над тугой киской.
— Я хочу, чтобы твой толстый член врезался в мой горячий рот и трахнул его. Я хочу, чтобы ты кончил в мое горло, пока сжимаешь мои волосы.
Я ухмыляюсь, откидываю назад голову и закрываю глаза, раздумывая над тем, сделать именно так или нет.
— Ты хочешь, чтобы я кончил на твой язык?
— Да, — она снимает трусики и бросает их мне.
Я ловлю их свободной рукой, поднося кружево к носу и вдыхая ее сочный аромат.
— Черт, детка, чего еще ты хочешь?
Она встает на колени со злобным блеском в глазах. Я никогда не хотел кого-то сильнее, чем ее.
— Профессор, — соблазняет она меня, — я была непослушной студенткой. Я не выполнила ваше задание. Накажите меня.
Чертовски горячая. Кто знал, что Марли Мерфи, робкая и застенчивая Марли Мерфи, может говорить такие грязные вещи, которые меня ошеломляют.
— Разговаривай со мной грязно, детка, — член снова у меня в руке, когда я поднимаюсь с кровати, готовый действовать.
Овладеть ее грязным ртом — это то, что мне нужно сегодня вечером, чтобы не думать. Ни о чем. Ни о моей жизни, ни о моем будущем, и определенно не о моем гребаном прошлом.
Я надеваю презерватив и устраиваюсь у ее нуждающейся киски.
— Детка, ты меня хочешь? — спрашиваю я, глубоко врезаясь в нее своим членом.
Быстрые, наказывающие удары поглощают меня, когда я погружаюсь в нее на всю длину.
Я не останавливаюсь. Чувств, слишком много. Ее сладкая киска поглощает мой член, и моя голова откидывается.
Она стонет и охает с каждым ударом моего члена, заставляя меня быстрее стремиться к освобождению.
— Тебе нравится чувствовать то, как я нахожусь глубоко внутри тебя, заставляя тебя кончить вокруг меня?
— Да, профессор, — кричит она, когда оргазм заставляет вздрагивать ее тело. Черт, у меня такое чувство, что она была создана для меня.
Мое собственное освобождение следует за ее оргазмом, мои глаза закрываются, а мозг отключается от любых мыслей о том, чтобы иметь ее всю оставшуюся жизнь.
У меня не должно быть таких мыслей, даже если я начинаю этого хотеть.
Глава 17
Марли
Делириум (существительное) — острое нарушенное состояние ума.
Отношения без каких-либо обязательств, определенно не для меня. Секс с ним просто потрясающий. Последние несколько недель, с тех пор как я на это согласилась, я пробовала все, чтобы не запасть на него сильнее: во время секса держала глаза закрытыми, стояла на коленях, пока он входил в меня сзади, объезжала его в позе «перевернутая наездница». Делала все что угодно, чтобы не видеть взгляда его глаз, когда он захвачен страстью. И ничего из этого не работало. Я все больше в него влюбляюсь, я тону. Секс меняет все. Невозможно иметь такой потрясающий секс, не затронув чувства. Правильно?
Мы очень осторожно относимся к тому, чтобы держать нашу связь в тайне. На занятиях мы ведем себя профессионально. Как профессор и студент. Ну, по большей части. Были моменты, когда я роняла что-нибудь у его стола, и его пальцы скользили по моему бедру в обещании событий, ожидающих меня вечером. Мое первое осознание того, что «веревки затягиваются» и что я к нему очень привязалась, пришло два дня назад в кафе на территории кампуса. На следующее утро после отличной ночи секса, я остановилась, чтобы купить кофе и шоколадный круассан. Покрытый темными волосами затылок Хьюстона возвышался над толпой людей, стоящих в очереди. Прежде чем я смогла подкрасться и удивить его, и возможно, сэкономить время и пробраться в середину очереди, то увидела ее. Кэролайн Паркер, профессора по органической химии. Они стояли и разговаривали, его темные глаза были обращены к ней, и меня поразила ревность. Это нечестно. Он может свободно заигрывать с ней на публике, но не со мной. О чем бы она ни говорила, вероятно, это не являлось причиной огромной улыбки на ее лице или того, что ее ухоженные пальчики располагались на его руке. В этот момент вокруг меня «затянулась» первая веревка, я впервые осознала что привязываюсь к нему. Его глаза нашли меня в толпе, и кроме слегка поднятого уголка его губ, ничто не говорило о том, что он меня заметил. Его больше ничто не выдавало. Если бы кто-то посмотрел на его лицо, то никогда бы не распознал, что накануне он провел ночь со мной. Это нормально. Я это понимаю. Наши отношения — табу. Что-то запрещенное. И даже если бы я захотела что-то поменять, то он заранее прояснил то, что способен мне дать. Они уходили, а я смотрела прямо перед собой, чтобы не видеть, как она наклоняется слишком близко к нему, пытаясь создать между ними химию… органически.