Предполагается, что мне не следует беспокоиться. А я беспокоюсь. Поэтому, лучше всего со всем этим покончить.
Сегодня спокойная ночь, я беру книгу по анатомии, чтобы немного позаниматься перед завтрашним уроком.
Мой телефон пиликает, информируя о входящем сообщении, и я достаю его из своей сумки.
Профессор Дейл: «Можешь заскочить и забрать тесты для завтрашнего занятия, ну, и поработать завтра вместо меня?»
Будучи его помощником, я вполне могу провести одно или два занятия. Но он никогда раньше меня об этом не просил. Обычно, он все сам контролировал и появлялся на занятиях каждое утро.
Что-то не так. Он был таким отстраненным с тех пор, как мы порвали.
Я завязываю волосы в хвостик и надеваю узкие джинсы и длинный пурпурный свитер. Проносясь по ступенькам крыльца моего дома, я беспокойно думаю о том, с чем мне предстоит встретиться, когда я войду в квартиру Хьюстона.
Я стучу костяшками пальцев по деревянной двери. Проходит несколько минут, но ответа нет. Я начинаю сильнее нервничать. На этот раз я стучусь немного громче. Ничего.
Кручу дверную ручку. Не заперто. Должна ли я входить? Возможно, что-то случилось. Когда я вхожу внутрь замечаю, что жалюзи опущены, и внутри достаточно темно.
— Хьюстон? — кричу я.
Ничего.
Облако пылинок кружит вокруг свечи, мерцающей вдали. Я иду к ней.
На полу, между диваном и журнальным столиком, сидит Хьюстон. По деревянному полу разбросаны какие-то бумаги и фотографии.
Наполовину пустая бутылка бурбона стоит за фотографией, которую я не могу разглядеть.
— Хьюстон?
Его налитые кровью глаза смотрят на меня. В руке зажат голубой плюшевый мишка.
— Уходи, — его хриплый голос треснул на последнем слоге. Черт возьми, вот сейчас я прям возьму и уйду. Этот мужчина для меня все. Я не уйду. Когда опускаюсь, чтобы сесть рядом с ним, то ощущаю исходящий от него запах бурбона и… отчаяния.
— Хьюстон, поговори со мной, пожалуйста, — уговариваю его я.
— Бери все, что нужно для занятия, и проваливай отсюда.
Я ни за что не уйду. Его слова меня не убедят. Очевидно, что их причиной является боль. Я двигаюсь ближе. Мое сердце стучит, когда я скольжу глазами по фотографиям, разбросанным по полу.
С фотографии мне улыбается маленький мальчик с темными волосами и глазами, такими же, как у Хьюстона. Мои глаза сфокусированы на нем. Мои трясущиеся пальцы хватают фотографию, и я подношу ее ближе. О, Боже.
Я хватаю еще одну, и еще одну, отчаянно пытаясь соединить воедино куски прошлого Хьюстона. На одной изображена счастливая семья. На другой тот же ребенок сидит на плечах Хьюстона. На третьей маленький мальчик со стоящим перед ним тортом на день рождения и темноволосая женщина, целующая его в щеку. Фотография за фотографией рассказывает мне историю жизни Хьюстона.
— Дженнифер, — шепчет он.
— Прости.
— Вот на этой фотографии изображена Дженнифер. Моя бывшая жена, — он указывает на фотографию в моей руке.
— Ох, — я смотрю на фотографию, вижу женщину с ребенком. У нее короткие темные волосы. Очевидно, что она счастлива.
— Знаешь, на что это похоже?
Я испускаю долгий вздох.
— Что именно? — спрашиваю я мягко.
— Потерять часть себя.
Слеза скатывается по моей щеке.
— Это твой сын?
Он кивает. Мое сердце разрывается от болезненного всхлипа, слетающего с его губ.
— Что с ним случилось? — спрашиваю я, и меня пугает то, что он ответит.
Он сильнее сжимает плюшевого медведя, его глаза поднимаются на меня.
— Он мертв.
С этими словами он вскакивает на ноги, практически падая в процессе. Его пьяное состояние не помогает ему во время ходьбы, и он спотыкается, направляясь по коридору.
Я откладываю фотографии и устремляюсь за ним.
— Хьюстон?
Чёрт. Он потерял ребенка. До того как вошла в его дверь, мне больше всего хотелось, чтобы он смог мне открыться. Теперь я не уверена, что смогу справиться с правдой.
Он останавливается, поспешно оборачиваясь. Его глаза горят, а слезы, струйками стекающие по щекам, не помогают погасить бушующее в душе пламя.
— Что? Разве не этого ты хотела, а, Марли? Ты хотела знать правду. Ты хотела, чтобы я тебе открылся? Чтобы обнажил свою душу?