Отец написал мне письмо. Я вспоминаю все письма на чердаке от Дженет, Луизы, Филиппы и других. Он никогда не отвечал на них. Но мне он написал.
Мне как-то в это не верится. Что же он захотел мне сказать? Рассказать о Дине, моей матери? Но мне бы хотелось, чтобы у него было время все продумать. Отделить реальные воспоминания от надуманных. Не знаю, сможет ли он это сделать, но думаю, что должен попробовать.
«Дорогая Китти,
Не рви и не выбрасывай это письмо, не прочитав. (Хорошо, когда такое пишет человек, который более тридцати лет только тем и занимался, что рвал письма матери к детям.) Я хочу все объяснить, и мне кажется, что проще сделать это в письме. (Он даже в школу не написал ни одной записки, когда я болела. Полу приходилось подделывать его подпись.) Мне нечего сказать о Маргарет, и я все-таки думаю, что поступил правильно. Она может появляться и исчезать, когда ей заблагорассудится.
Мне думается, ты хотела бы узнать о Дине. Не очень-то много я могу тебе рассказать, потому что у нас с ней было мало общего, но одно я помню точно: она была очень трудным ребенком. Она плакала, когда была маленькой, требовательно визжала, как только научилась ходить, а едва выучившись говорить, сразу стала настаивать на своем. Период ее взросления сопровождался бесконечными скандалами, особенно с Маргарет, которая отказывалась идти ей навстречу в чем бы то ни было, совершая, на мой взгляд, большую ошибку. В конце концов Дина перестала разговаривать с нами со всеми.
В один из дней, ей было тогда пятнадцать, она ушла и больше не вернулась. Мы думали, что она все-таки вернется, когда проголодается, но этого не произошло. Мы пытались ее найти. Обращались в полицию, обошли дома ее друзей, но никто из них не имел ни малейшего представления, где она. В нашем районе какое-то время бродила группа хиппи, они исчезли примерно в тот же период, поэтому мы решили, что она ушла вместе с ними.
Вот так это произошло. Мы не нашли ее и в конце концов прекратили поиски.
Маргарет, вне сомнения, заявит, что у нее была депрессия из-за ухода Дины, поэтому она якобы и бросила нас».
И что мой отец знает о депрессии? В любом случае я не желаю ничего знать о Маргарет, меня интересует Дина. Меган зашевелилась у меня на коленях, и я слегка меняю положение, пытаясь протянуть ноги, не разбудив ее. Она бормочет неразборчивые слова, затем снова затихает и дышит теперь глубже. Вдох — выдох. Вдох — выдох.
«Три года спустя на пороге нашего дома появился мужчина. Ты была с ним. Он сказал, что Дина умерла. Упала со скалы в Австрии. Со свойственной ей беспечностью прыгала где-то неосторожно и, поскользнувшись, упала с высоты 800 футов. Поняв, что она мертва, они оставили ее лежать там, где ее мог бы кто-нибудь найти. Казалось, ни у кого даже не возникло мысли об ответственности за нее. Думаю, они перешли через границу и отправились в другую страну. (Итак, моя мать умерла на чужой земле, похоронена в безымянной могиле. Таков конец ее прошлого, таков конец ее будущего.)
Вот все, что он сказал. Он не дал мне возможности расспросить о тебе. По-видимому, он был твоим отцом, но я не узнал бы его при встрече; у него была длинная борода и длинные волосы. Взгляд отсутствующий — возможно, от наркотиков, — но он поцеловал тебя и отдал мне сумку «Теско» со всеми твоими пожитками. Их было не так уж много: грязное одеяло и облезлая розовая игрушечная утка.
Должно быть, Дина была беременна, когда ушла. Пятнадцать лет. Так испортить жизнь и себе, и ребенку. Но когда тебя отмыли, оказалось, что с тобой все в порядке. Мальчикам ты понравилась. Они обрадовались, что у них есть маленькая сестренка.
Знаю, в твоем свидетельстве о рождении говорится, что твои родители мы с Маргарет. Я солгал. Заплатил кучу денег, чтобы все это уладить, возился с этим целый месяц после твоего возвращения, но тебе не захочется вникать в подробности. Боюсь, что дата твоего рождения неточна. Предположение очень приблизительное.
Такова реальность. Знаю, это не так уж много. Должно быть, та сумка «Теско» с ее грязным содержимым где-то сохранилась, и, если ты захочешь, я поищу.
Я плачу, слезы катятся по щекам и падают на письмо. Представляю Дину, летящую в ущелье; ее длинная юбка, какие носят хиппи, надувается вокруг, как бесполезный парашют. Интересно, подумала ли она вначале, что летит, освободившись от естественных земных законов? Были ли эти последние несколько секунд ее жизни отчаянно счастливыми, свободными, никому не подвластными? Была ли я в ее мыслях в те последние мгновения перед приземлением? Не верю, что она плохая, просто другая. Я помню тепло, удобные колени, пение, милое платье с кисточками.