Поезд до Эксмута похож на игрушечный. Состоит из двух вагончиков, движется медленно и с пыхтением, скрипит при торможении, скрежещет при отправлении, — одним словом, не желает признать, что сможет довезти нас туда, куда мы хотим. Мы с Меган сидим на тесном двухместном сиденье и смотрим в окно. Небо сапфирно-голубое, но дует свирепый ветер, и горы тяжелых туч выстраиваются на горизонте. Защищенная теплом поезда, я стараюсь убедить себя, что денек для пляжа выдался вполне подходящий. Но вот я замечаю, что верхушки деревьев неистово раскачиваются. Горстка людей, выходящих на остановке, сразу попадает в вихревые потоки ветра. Все с трудом удерживаются на ногах. Маленький черный пудель сбит внезапным порывом ветра, но мужчина в полосатом костюме вовремя подхватывает его на руки. На пуделе отороченная белым мехом курточка из шотландки, и он кажется таким крошечным, что трудно поверить в его реальность. Женщина средних лет старается удержать свою юбку жестом Мэрилин Монро, но при этом ни капли на Мэрилин Монро не походит: у нее седеющие волосы, а под юбкой — черные, доходящие до колен гольфы.
Все, что видно в окно, привлекает внимание Меган. Из-за медленного движения поезда окружающий мир становится нам ближе, чем вчера, как будто мы непосредственно вовлечены в происходящие перед нашими глазами драматические события жизни. Появилась какая-то деталь, мелочь, которая дает ощущение особой близости. Это все равно что смотреть телевизор, наблюдать за жизнью людей и не производить при этом на них никакого впечатления.
— Правда, в этом поезде лучше? — говорит она.
Я улыбаюсь, меня радует ее естественность.
— Это потому, что мы едем днем и можем все как следует разглядеть.
— Сама знаю.
В середине нашего путешествия, сразу после Топшема, железная дорога идет вдоль дельты Экса. Начинается прилив, и коричневого цвета вода со злостью движется к полоске каменистого пляжа, идущего параллельно с железнодорожной насыпью. Вода поглощает грязные участки суши и оживляет маленькие лодчонки, что стоят у берега на якоре. В небе полно морских чаек, и их вид поднимает мне настроение.
— Это морское побережье? — спрашивает Меган.
— В общем-то, нет. Там, куда мы едем, песок.
— А это хорошо?
— Подожди — сама увидишь.
Мне всегда хотелось отвезти детей к морю. Это почти то же самое, что ждать их около школы. Я ощущаю закипающее во мне скрытое волнение. Кровь течет быстрее обычного, растекается по всему телу, проносится по артериям, мчится к клеткам мозга.
Едва вступив на платформу в Эксмуте, я сразу же вдыхаю соленый морской воздух.
— Купим что-нибудь поесть? — спрашиваю я, обеспокоенная явно недостаточным завтраком.
Яйца, бекон и жареный хлеб нашли себе приют в мусорной корзине в Эксетере, ожидая возможности составить счастье какого-то бродяги. Интересно, есть ли в Эксетере бездомные.
Меган не отвечает.
— Что?
— Хочу узнать, что мы будем есть.
Она кивает.
— Чего бы тебе хотелось?
— Шоколаду.
— Только шоколад? А рыбу, или чипсы, или бутерброды из «Макдоналдса», или…?
Я останавливаюсь. Что может ей нравиться из еды? Рози и Эмили едят всякие полезные вещи, но это, вероятно, из-за их мамы Лесли, которая терпеть не может никаких глупостей. Я не хочу быть как Лесли.
— Нет. Только шоколад.
— Хорошо. Пошли поищем.
Мы бродим по магазинчикам, пока не находим «Вулвортс», в котором полно шоколада. Покупаем большущую плитку и находим место в середине торгового центра, где можно укрыться от ветра. Я отламываю кусочки, и мы приступаем к процессу еды, сначала медленно, наслаждаясь вкусом, затем с жадностью, быстро разжевывая и проглатывая, готовые уже к следующей дольке, пока хоть что-то осталось.
— Хочу пить, — говорит Меган, и мы отправляемся искать кафе.
Мы сидим за столиком, и я заказываю чашку кофе для себя и кока-колу для Меган.
Кажется, Меган теперь окончательно проснулась и проявляет больше любопытства. Такой же она была вчера, когда мы делали покупки в Бирмингеме.
— Где ты живешь? — спрашивает она.
— Конечно же в Бирмингеме. — Я улыбаюсь.
— Зачем же ты тогда сюда приехала?
— Я думала, что тебе понравится на берегу моря.
Она дует в соломинку и наблюдает, как в стакане поднимаются пузыри.
— Меган, — говорю я, но уже слишком поздно: часть жидкости расплескалась по скатерти.
Она хихикает.
— Мама мне бы не разрешила так делать.
— Меня это не удивляет, — говорю я, находя салфетку и пытаясь вытереть скатерть.