— Мы все ошибаемся, а потом хотим вернуться назад и все переделать заново. А смысл есть только в том, чтобы разобраться, из-за чего это произошло; ведь мы не можем изменить то, что уже случилось. Необходимо оставить все позади и идти вперед.
Я рассказываю ей о своей жизни, не заглядывая вперед, не оборачиваясь назад, но такой рассказ ее не устраивает.
— Движение вперед есть всегда, — говорит она, — иногда нам приходится возвращаться к прошлому, но мы делаем это для того, чтобы оно помогло нам идти вперед.
— И все же я так не могу. Я должна жить именно в этом крошечном отрезке времени, который дан мне сейчас.
Это вызывает у нее улыбку.
— Здесь я именно для того, чтобы помочь тебе идти вперед.
Мне никогда не приходило в голову, что кто-либо может мне помочь, и я долго над этим раздумываю. В общем-то, я не уверена, что готова выйти из своего крошечного отрезка времени.
Джейн рассказала мне о Меган все, что могла. Больше никто не отвечал на мои вопросы. Как только я смогла разговаривать, пришли двое полицейских, чтобы со мной побеседовать, и я все им рассказала. Мне казалось, что лучше всего рассказать правду. Я знала, что виновна. Они были очень добры ко мне, но ничего не сказали о Меган. Старший детектив Полина Райн очень приятна, ее длинные светлые волосы забраны в строгий пучок. Трудно представить, что работа ее проходит в темном мире хулиганов, убийц и наркоманов, но она проявляет незаурядные способности, и вопросы ее точны, логичны и беспристрастны. Другого полицейского звали Берта Локк. Она носила униформу и работала в качестве стажера. Во время наших разговоров они включали магнитофон. Разговоры эти были самыми обычными, походили на беседы с врачами или с пассажирами, сидящими рядом в автобусе. Но мы возвращались к ним по нескольку раз, и они все добивались абсолютной точности: на каких поездах мы ехали, каков адрес квартиры, где мы остановились. Я надеялась, что они не поедут разыскивать миссис Бенедикт. Мне бы очень не хотелось, чтобы она узнала, что ее доброта оказалась бесполезной и что Меган не собирается умирать. Мне хотелось, чтобы они просто сказали мне, что с Меган.
— С Меган все в порядке, — сказала Джейн. — Она не сильно обгорела. Ты очень хорошо ее защищала.
Это должно было показаться мне довольно убедительным, но, как ни странно, так не произошло.
— Значит, ее отправили домой?
Джейн медлила с ответом.
— Нет, ее ненадолго задержали в больнице. Она не хочет ехать домой.
— Я должна была вам сказать об этом.
— Ее мать и отец очень беспокоятся.
— Отчим, — сказала я.
— Да, — сказала Джейн.
И на этом все закончилось. Никаких дальнейших разъяснений.
— С ней не может быть все в порядке, — сказала я. — Обычно дети не разжигают повсюду костры.
Я рассказала Джейн о других кострах, о ее нежелании идти домой. Она выслушала все, что я говорила без дальнейших расспросов.
— Полиция выдвинет против тебя обвинения, — сказала она как-то. — Будем надеяться, что судья будет снисходителен из-за сложившихся обстоятельств.
— Каких обстоятельств?
— Ты спасла Меган жизнь.
Теперь это звучит довольно странно. Все мои поступки были абсолютно эгоистичны, и я чувствую себя обманщицей. Никак не могу вернуть то ощущение силы, которое я почувствовала тогда, ощущение, что я наконец-то совершаю что-то нужное для другого человека.
— Но я же украла ее, — говорю я.
— Да, этот факт они не могут проигнорировать.
— Могу я ее увидеть?
— Нет, — говорит Джейн, — не думаю, что это возможно.
Я смотрю на картину сзади нее, пейзаж Ван Гога с синим-синим небом и оранжево-желтыми полями.
Адриан был у меня несколько раз. Он является один, с виноватым видом, как будто ему не следует сюда приходить. Он приносит мне книги, цветы, шоколадки, открытки. Никогда не приходит с пустыми руками, но Эмили и Рози он не приводит. А мне опять так хочется их увидеть.
— Как девочки? — спрашиваю я.
— Хорошо, — говорит он, — все хорошо.
Он не говорит мне, что Лесли не хочет, чтобы они приходили, что она боится выпустить их из виду. Но я-то знаю, что я Китти, которая крадет детей, Китти, которая крадет младенцев. Мне больше никогда не будут доверять. Иногда, среди ночи, я плачу, думая об этом. Я засовываю голову под одеяло и беззвучно реву в подушку.
— Мы должны были сказать тебе, — говорит как-то Адриан.
— Что сказать? — Несомненно, могут быть и еще какие-то тайны.