— Нет, он вернулся домой — пришлось уйти с церемонии награждения.
— Но почему?
— Лесли позвонила ему на мобильный телефон. Она подумала, что детей похитили. Понимаешь, люди обычно так и думают, когда не находят своих детей там, где им следует быть.
— Но ведь им же ничего не угрожало, — говорю я.
— Откуда это мог знать Адриан? Вас всех троих могли убить.
— Я написала записку, — сказала я и остановилась. — Хотя на самом деле забыла. — И опускаю глаза под его пристальным взглядом. Врать я умею плохо.
— Достаточно об этом.
— Кто же знал, что Лесли вернется домой так рано? Я все ей собиралась рассказать после того, как дети улягутся спать.
Он выбрал все кофейные карамельки и разложил их в ряд на ручке дивана. Потом начал есть одну за другой, аккуратно разворачивая бумажки и выбрасывая их в мусорную корзину. Не промахнулся ни с одной.
Я раздраженно хватаю горсть конфет. Терпеть не могу вот эту его аккуратность и меткость. Начинаю запихивать в рот конфеты одну за другой, не успевая пережевывать.
— Придется тебе завтра с ними поговорить, — произносит он мягко. — Ты же не сможешь вечно прятаться.
Я пожимаю плечами:
— Не беспокойся. Я уйду до того, как ты встанешь.
Нам нечего сказать друг другу. Знаю, он не будет заходить слишком далеко, вроде: «Это как-то связано с твоим малышом?» Он не задаст мне такого вопроса, потому что понимает, что я не смогу на него ответить.
— Ладно, пойду спать, — говорит он.
Встает в своем розовом халате и опять кашляет.
Плохой кашель.
— Если хочешь выпить — все в твоем распоряжении. Только…
— Что?
— Постарайся потише. Сьюзи необходимо выспаться.
— Между прочим, — говорю я, — дверь веранды не заперта.
Он медлит у выхода, собираясь что-то сказать, но передумывает. Я беру пульт дистанционного управления и включаю второй канал. Передача «Открытый университет». Обсуждают клонирование.
— Спокойной ночи, — говорю я. — Можно перед сном посчитать малышей.
Он уходит. Я потому лишь так сказала, что понимала: он не расслышит.
Я слушаю важную даму в очках на цепочке и мужчину помоложе в белом халате и с пейджером. Ученый он или врач? Хотелось бы знать. Каждый из них говорит убежденно, но к согласию они не приходят. Я начинаю согреваться. Внезапно веки становятся тяжелыми, болят глаза. Я глубже вжимаюсь в кресло, склоняю голову на подушку и стараюсь сосредоточиться на клонировании.
Я, вздрогнув, проснулась, в шее что-то хрустнуло. Телевизор все еще включен, но я не могу понять, о чем говорят. Лица расплывчатые, слова неразборчивы.
Мне снилось, что повсюду маленькие дети: в кроватках, на стульчиках, в колясках. Сесть абсолютно негде, потому что комната полна малышей. Они гукают, спят, плачут. И в самый последний миг перед пробуждением я вдруг поняла, что я одна из них, и уже открыла было рот, чтобы заплакать, чтобы доказать это. Но в тот же миг проснулась, ощутив болезненную одеревенелость во всем теле.
Смотрю на часы на руке. Пять тридцать. Пора идти домой, пока никто не догадался, где я.
По телевизору какие-то деловые мужчины разговаривают на иностранном языке. Я быстро листаю "Радио таймс», пытаясь определить, что это за язык. Оказывается — русский. Ничего удивительного в том, что я не могу их понять.
Выключаю телевизор и встаю. Ноги такие одеревенелые, что я чуть не падаю; правую вдобавок свело. Я прыгаю до тех пор, пока она не начинает действовать.
Когда я выключаю свет, все предметы по-прежнему видно — на улице уже не темно. Направляясь в холл, двигаюсь очень медленно, чтобы никого не разбудить, И прямо перед входной дверью слышу, что кто-то идет сзади. Я оборачиваюсь, ожидая увидеть Джейка, но оказываюсь лицом к лицу со Сьюзи.
— Ах! — восклицаю я и прикрываю рот рукой.
Она выглядит удивительно несобранной.
— Китти, — говорит она, — что ты тут делаешь?
— Да так, — говорю я, и ни одна мысль не приходит мне в голову. — Просто я проходила мимо…
Она уставилась на меня. Но ее сосредоточенность направлена не на меня, а на какую-то другую внутреннюю проблему. Никогда раньше я не видела ее в ночном белье, не видела ее лицо бледным, без косметики, волосы — жирными и растрепанными.
— Ой! — внезапно охает она и убегает в кухню.
Пока я отпираю дверь, мне слышно, что ее рвет над раковиной. Закрыв за собой дверь, я стараюсь не слышать, как ее тошнит. Я знаю, что это такое — когда тебя тошнит весь день. У нее нет никакого расстройства желудка, она беременна. Я поняла это по ее виду.