Какое-то время мы вместе сидим в тишине. Это именно то, что всегда мне нравилось в Джеймсе. Мы вдвоем умеем создавать добрую тишину. Что-то существует между нами, чему не нужны слова и действия. Это «что-то» обосновывается вокруг нас, и вот сейчас я явственно чувствую, как оно нежно парит вокруг, готовое завернуть меня в свои туманные складки, как в нежнейшую кружевную шаль. Я хочу, чтобы оно было таким всегда, это «что-то» внутри нас. Оно соединяет нас изнутри, проходит через наши руки, оно спокойно, истинно и благотворно.
— Я должна закончить эту книгу, — говорю я. — Обещала Кэролайн вернуть ее завтра.
Он нежно улыбается. Вот когда я люблю его больше всего: когда он принимает меня такой, какая я есть. Ему нравится, что я делаю все, что хочу.
— Конечно. Я пойду помою посуду, а потом и сам поработаю.
Он дает мне бумагу с карандашами и, захватив кофейные чашки, идет в кухню своей неровной походкой. Мне слышно, как он движется по кухне, все моет, вытирает.
Он ничего не оставляет сушиться. Я нахожусь именно в том умиротворенном состоянии, которое всегда ищу, но редко нахожу, а продолжается оно лишь считаные минуты. Я это прекрасно знаю: у него нет длительности. Оно похоже на пир в голодный год.
Мы тихо работаем вместе. Под щелканье его клавиш легко работать. Я заканчиваю книгу и кратко записываю возникшие мысли. Она мне понравилась. Нужно только продумать, как изменить название.
Я поднимаюсь и иду к Джеймсу, сидящему за письменным столом. Он встает почти в тот же момент, и мы встречаемся посреди комнаты. Вот почему я вышла за него замуж.
Я обвиваю его руками и кладу голову ему на плечо. Он обнимает меня и гладит по волосам. Мы быстро идем в спальню, потому что так стоять нам не очень удобно. Я выше, и возникает какое-то геометрическое несоответствие. Углы не вписываются, линии не совпадают.
Когда я просыпаюсь, часы показывают семь утра. Джеймс лежит ко мне спиной, расслабленный и теплый. Я хочу, чтобы этот миг был со мной все время, тогда не будет будущего, тогда он станет моей жизнью. Все остальное лишь иллюзия, мир фальшивых красок. А что, если не двигаться, и, может, тогда это будет длиться и длиться, и внутри меня больше не появится та пустота.
Что-то в моем пробуждении заставляет проснуться и Джеймса, как будто он улавливает, что мы постепенно начинаем утрачивать нашу тишину. Кажется, он знает, что в моей голове уже реальные мысли, а не грезы снов. Он переворачивается и прижимается лицом к моему плечу, его руки обнимают меня нежно и бережно.
— Ты проснулась? — шепчет он.
— Мммм…
— Я хочу…
Он не продолжает, потому что я знаю его желание. Я знаю: он хочет, просыпаясь каждое утро, находить меня здесь. Но я не могу этого сделать. Существуют лишь отдельные моменты, когда я в порядке и он в порядке. Когда этот его белый цвет так замедляет бег, что все желтые, красные и синие краски его спектра встречаются с моими и погружаются в них, придавая завершенность неистовому вращению красок внутри меня. Мы смотрим друг на друга, мы сочетаемся совершенно. Это происходит только в том случае, когда нам удается правильно распределить цвета, распределить равномерно между собой.
— Китти?
— Мммм?..
— Ты принимаешь таблетки?
Удобно разместившаяся между нами теплота моментально улетучивается. Я отталкиваю его руки и вскакиваю с кровати.
— Мне нужно поработать, — говорю я.
Одеваюсь, повернувшись к нему спиной. Забираю свою книгу и бумаги, которые он вчера аккуратно сложил на кофейном столике, и позволяю себе удалиться.
Я действительно не понимаю, почему плачу.
Мы едем поездом в Лондон и берем такси до Хитроу. Это ужасно дорого, но Джеймс зарабатывает много, а тратим мы редко. У нас только ручной багаж, потому что чемоданов у нас вообще нет, а если б даже и были, нам нечем их заполнять.
— Мы там купим все, что нам нужно, — говорит Джеймс. — В Нью-Йорке все дешевле.
Я очень возбуждена от этой поездки за границу. Во время медового месяца мы ездили в Венецию на пароме и на поезде. И я совсем не могла спать в поезде и часами смотрела в окно, даже в темноте. Мы мчались мимо мест и названий, которые я видела только на карте: Париж, Женева, Милан. Хотелось увидеть все эти места и удержать в памяти на случай, если я не попаду туда снова.
Мы оставили Бирмингем едва пробудившимся и прибыли в Хитроу ранним утром, серым и холодным. Есть в этом времени суток какое-то уныние, и вся Англия представилась мне только сейчас просыпающейся, готовящейся прожить еще один самый обычный день. А мы — убегаем. Мне хочется подпрыгнуть и бегать вокруг, как маленькой, хочется кричать от радости. Так трудно сидеть спокойно и притворяться терпеливой.