Рене, которая считала, что весь мир у нее в кулаке - на этот раз она превзошла
себя. Так безрассудно поддавшись слабости - она считала, видимо, что
контролирует ситуацию даже тогда - моя Рене была передо мной как на ладони. И
только малости не хватило для того, чтобы я все УЗНАЛА уже тогда. Впрочем...
ведь я не узнала! Значит ее расчет все-таки был верен. Если он конечно был, этот
расчет, в чем я очень сильно сомневаюсь. Мы обе просто сваляли дурака, каждая
по-своему, но повезло почему-то ей. Хотя какая теперь разница...
Моя Рене... Моя Рене разбудила меня когда солнце уже давным-давно висело на
небе. Болталось, как раскаленный блин и жгло больные мои глаза. Это странно, но
я помнила все что произошло ночью. Стоило мне разомкнуть тяжелые веки, нагретые
влезшим в окно солнцем, как я сразу все и вспомнила. Только непонятно было, как я
оказалась в своем домике - Рене сюда перетащила что ли ночью мой хладный труп?
Сильная, однако, девочка.
Она сидела на кровати моей вечно отсутствующей соседки и держала запотевший
кувшин с соком.
- Ох, лучше бы пива. - Прохрипела я, но все равно выхватила у нее кувшин и с
наслаждением (вот оно, истинное счастье!) прильнула к горлышку. Апельсиновая
жидкость полила мои умершие внутренности и мне стало немножечко легче. По
крайней мере я знала, что теперь смогу встать на ноги и дойти до Большого дома
(Пиво! Пиво! Пиво!)
- Ну, и на кого я похожа? - Попыталась я пошутить, передавая кувшин обратно.
Почему-то мне пока не хотелось смотреть ей в глаза.
- На женщину, на долю которой выпало множество лишений. - Угрюмо отозвалась
Рене.
- Так высокопарно. - Я криво усмехнулась.
- Так Поль называет алкоголичек. - Пояснила она и поднялась, явно собираясь
меня покинуть.
Я устало откинулась на подушку и прикрыла глаза. Мне нужно было еще отдохнуть, а
заодно и решить как вести себя дальше. С Рене. Но мне не хотелось, чтобы она
уходила.
- Постой, Рене, - окликнула я ее, - ты что, здесь и сидела всю ночь?
- Конечно нет.
- Но это же ты меня сюда принесла?
- Мы вместе пришли, ты что, не помнишь?
- Нет, - призналась я, - совсем не помню как добиралась.
- А остальное? - Бесцветным голосом спросила она.
- Хочу пить.
Она подошла к кровати, взяла с пола кувшин и снова подала мне. Я сделала еще
несколько глотков и только после этого решилась поднять взгляд на мою подругу. У
нее были равнодушные усталые глаза.
- Остальное я помню.
Она пожала плечами.
- Клер, прости. Я надеялась, что ты забудешь - ты была так пьяна. И я наверное
просто воспользовалась положением.
- Ты бы хотела чтобы я забыла?
- Естественно.
- Это было на самом деле так мило.
Рене удивленно вскинула брови.
- Шутишь?
- А тебе не понравилось? - Ухмыльнулась я. Похмельное состояние творило со мной
странные вещи.
- Да уж повторять что-то не тянет.
Я сделала вид что обиделась. Вернее сделала вид, что сделала вид что обиделась.
Так я пыталась скрыть, что действительно уязвлена. Самую малость.
- Чего так?
- А как бы тебе понравилось если бы тебя уложили с пьяным в хлам мужиком и
заставили дышать его драконовским перегаром? - С прежним спокойствием спросила
Рене. Ни упрека, ни искры смеха в ее глазах не было. Просто говорила лишь бы
говорить. Кажется ей хотелось спать.
- Если бы я любила его, я бы не заметила этих мелких неудобств. - Совершенно
искренне ответила я.
- Разве мы говорили о любви? - Тихо произнесла она. - Глупо это все, Клер. Давай
не будем заниматься ерундой и обсасывать какой-то дурацкий половой акт. Мы же не
в мыльной опере, правда? Я очень устала, я пойду, хорошо? Увидимся вечером.
И она ушла. Ушла, оставив меня сидеть с открытым ртом, из которого готова была
вырваться очередная остроумная, на мой тогдашний взгляд, мысль, призванная
спрятать то смятение, в которое повергли меня ее последние слова. Оказавшись
одна, я вдруг остро ощутила одиночество. Казалось, Рене ушла не только из моего
дома, но и из моей жизни. Это субъективное чувство длилось лишь секунду, но как
страшна была эта секунда! И как больно мне было! Я отвернулась к стене и
заплакала. Не знаю почему я плакала. Мне было страшно и радостно одновременно.
Казалось, мое сердце обнажилось, с него сдернули пыльный покров, в который оно
куталось много лет и открыли свету. Такому яркому, обжигающему и новому. Слишком новому для меня. И мне не хотелось больше думать и анализировать. Хотелось ЖИТЬ!
Хотелось быть рядом С НЕЙ, не обмозговывая долго и нудно в своей голове причины
и следствия.
Я родилась.
5
Все изменилось. И я, и Рене, и мир вокруг нас. Я стала размазней, Рене стала холодной и чужой, а мир поменял свое праздничное летнее лицо на слезливую дождливую мину. Нет, следующие дни внешне были такими же как и предыдущие (ну если не считать гадкой погоды), но только лишь внешне. Мы вели себя так, будто между
нами ничего не произошло, порой мне казалось даже, что она действительно все
забыла, и для нее это ничего не значило. Но я не верила ей больше, не верила ее притворному равнодушию и все такое. Ну по крайней мере мне НЕ ХОТЕЛОСЬ в это верить. Это бы меня убило, точно говорю. Потому что я превратилась в мартовскую кошку. В моей голове осталась только Рене, в моих мыслях, мечтах, снах - везде была Рене. Не было больше прошлого и будущего, остались только те мгновения, когда я могла быть рядом со своей возлюбленной, дышать с ней одним воздухом и, если очень повезет, касаться ее. Но Рене стала странной. Она видела мое щенячье обожание, которое я, будучи не опытной в чувственных делах, не пыталась и не хотела скрыть, но это делало ее какой-то настороженной, раздражительной и пугливой что ли. Мне хотелось целовать ее, а она шарахалась от меня как черт от ладана. Даже когда я просто обнимала ее как бы невзначай, она напрягалась и старалась высвободиться. Меня это угнетало страшно, и я часами могла выдумывать оправдания ее холодности. Вечерами Рене уходила едва начинало темнеть, а я бродила вместе с собакой вокруг Большого дома, не замечая веселящуюся публику и огрызаясь на шуточки Джулиуса и остальных.
Потом начались дожди и стало совсем тоскливо. Я перестала носить изумрудовские тряпки и стала одевать джинсы и спортивную куртку, которые, к счастью, взяла с собой из дома. Многие тоже переоделись в более теплые мирские вещи. Очарование Изумруда постепенно растворялось в пасмурном осеннем настроении. Все местные товарищи с утра собирались в холле Большого дома и до ночи пили. Пьянство и разврат сбросили с себя радостный летний лоск, став просто пьянством и развратом. Многие разъехались, а те кто остались, раздражали меня все сильнее и сильнее. Поль редко спускался к нам, к нему стали приезжать какие-то серьезные люди в строгих костюмах, они проходили мимо местной публики, брезгливо морща носы, и быстрым шагом поднимались к Полю наверх. Иногда туда вызывали кого-нибудь из девушек. Я не заморачивалась насчет того что там происходит, хотя догадывалась, конечно. Больше меня беспокоило то, что самой мне давно пора было уже отсюда убираться, а я все никак не могла решиться. Жизнь без Рене казалась мне бессмысленной. Самое ужасное, что сама она наверняка была бы только рада избавиться от меня и побыстрее. Любовь странная штука - ты все видишь и понимаешь, но не веришь. И я все на что-то надеялась и надеялась. И надежды мои были совершенно запредельные. Например мне пришло в голову...
- Давай уедем, Рене, - сказала я ей как-то. Мы сидели в холле на диване и смотрели какой-то дурацкий новый боевик, - уедем и будем жить вдвоем. Снимем квартиру. Что тебе здесь делать, а?
Она удивленно посмотрела на меня и тут же снова уткнулась в телевизор.
- Бред сивой кобылы.
- Что? Почему?
Она снова повернулась ко мне.
- Клер, как ты себе это представляешь? Я же не мужчина, я девчонка, понимаешь? Ты ведь хочешь, чтобы мы жили как влюбленная парочка?