Вовец подбежал, запоздало сообразив, что следовало бы столкнуть штабель бульдозером, раз уж сумел так четко подцепить. Оглянулся, не подкрадывается ли кто сзади, повел стволом ружья, готовый в любое мгновение нажать спуск.
Работяга в замасленной куртке, – спина жирно отблескивала в свете костров, – раскидывал руками комья земли, оплетенные обрывками корней, раскапывал тот холмик, что Вовец нагреб над нерасторопным охранником. К нему подбежал второй, в драной телогрейке на голом торсе, поддергивая сползающие трикотажные штаны, видать, натянул спросонья что под руку подвернулось. Он боязливо покосился на ружейное дуло и принялся помогать своему товарищу. Для обоих, очевидно, было привычным делом ворочать голыми руками колонки керна, буровые трубы, копаться в железных кишках механизмов и делать прочую тяжелую мужскую работу. Опасности они не представляли. Вовец прислонил ружье к лопате бульдозера, посветил фонариком. Три больших прямоугольных ящика, наполненных каменными цилиндрами, косо зависли на кромке бульдозерного ножа. Под ними на земле стоял еще один такой же ящик – метр на метр с четвертью размером, высотой сантиметров тридцать пять. Вовец посветил внутрь этого нижнего ящика. Вздрогнул, наткнувшись взглядом на остекленевший, закатившийся глаз.
Голый человек скрючился в неудобной позе внутри ящика. Связанные ноги поджаты, упираются ступнями в дальнюю стенку. Человека положили на бок, но поставленный сверху ящик придавил плечо, ему пришлось повернуться спиной вверх. Руки перекрещены запястьями, перехвачены в этом месте несколькими витками тонкого капронового шнура, их невозможно подтащить к лицу, чтобы попробовать перегрызть путы. Щека прижата к грязному днищу. Рот затянут полосой грубой ткани, словно кто-то посторонний может услышать в лесной глуши сдавленные крики, тем более когда ревет дизель буровой. Все тело несчастного покрывали красные точки и волдыри – следы укусов насекомых.
Клим пытался просунуть свои руки под плечи бедолаги, чтобы приподнять его и вытащить из ящика. Вовец остановил его движением руки, еще раз посветил на лицо и узнал Сержа. Но глаз был уже зажмурен. "Живой," – с облегчением подумал Вовец. Он попробовал просунуть палец под тряпку, стискивающую рот, но это ему не удалось, было слишком туго. Узел на затылке тоже не поддавался. Пришлось достать нож. Лезвие, заправленное на мелком бруске, а потом еще на шкурке-нолевке – бриться можно, – в одно касание развалило узел, тряпка отпала. Но в рот оказался забит тряпичный ком. Он пропитался слюной и выскальзывал из пальцев. Наконец и он был вытащен. Серж тяжело задышал разинутым ртом, попробовал свести челюсти, но не вышло, зато открыл глаз и посмотрел на Вовца вполне осмысленно.
– Лежи, Сержант, спокойно, – Вовец легонько похлопал его по плечу, – сейчас мы тебя вытащим. – Он перерезал шнур на руках, не глядя сунул нож рукояткой вперед стоящему рядом Климу. – Зайди с той стороны, освободи ноги. Обушок здесь оставь.
Ему было понятно, что щель между ящиками, да еще ограниченная сбоку бульдозерным ножом, слишком мала, ее надо расширить. Вставил плоское острие обушка в стык досок на углу ящика, легкими ударами руки по бойку попробовал загнать острие как можно глубже. Доски оказались сколочены не слишком плотно, и теперь, работая как рычагом, можно было попытаться оторвать боковую стенку. Ржавые гвозди со скрипом подались. Дальнейшее было делом техники, ломать – не строить. Орудовать гвоздодером куда проше, чем эти самые гвозди заколачивать. Сбоку появился Клим, и, чтобы не отвлекать Вовца от работы, попробовал наощупь найти под его энцефалиткой ножны, чтобы вернуть нож хозяину. И тут случилось то, чего Вовец боялся с самого начала, – приподнятый штабель соскользнул. Сбрякали в верхних ящиках каменные цилиндры керна, треснула какая-то хлипкая дощечка, Клим дернулся, схватился руками за штабель, обронив нож. Вовец замер на секунду-другую, выдохнул и покачал головой, мол, зачем так пугать? Ящики вернулись на свое место, только и всего. Теперь уже стало нечего бояться, можно было орудовать инструментом в полную силу. Вовец запустил поглубже в щель острие, потянул двумя руками рукоятку. С противным, душераздирающим скрежетом вылезли длинные кривые гвозди. Вовец сделал шаг в сторону и одним пинком сшиб доску. В проем тут же высунул голову Серж. Он сумел свести челюсти, но теперь губы у него тряслись, а зубы стучали так, что перекрывали холостой рокот тракторного дизеля.
– М-мужики, – Серж обвел их полубессмысленным взглядом, – з-замерз, блин!
Выпростал из-под себя руку, протянул в сторону Клима. Тот сразу же ухватился за нее, потащил радостно. Вовец пошарил лучом фонарика внизу, отыскал свой нож. Ружье, до того прислоненное к бульдозерной лопате, тоже упало. Поднял и его, повесил на плечо, огляделся – не появилась ли опасность? Двое работяг, разбрасывавшие землю, докопались до своего защитника, но, оказалось, не с того конца зашли – ноги. Схватили: один за правую, другой за левую – дернули.
Вовец отвернулся, своего надо вытаскивать, а не на чужого пялиться. Серж уже наполовину выкарабкался из своего малоудобного гроба, высвободил и вторую руку, сейчас опирался ею о землю. Другой держался за Клима. Вовец поспешил ему помочь, подхватил обнаженное тело, которое колотила крупная дрожь. Вытащили приятеля наружу, поставили на ноги. Вовец вспрыгнул на гусеницу трактора, нашарил в кабине тряпичный ком, бросил Климу. Принялись развязывать узел, помогли одеться.
– А я с-слышу – пуляют, в-война целая, – щелкая зубами и приплясывая от холода, рассказывал Серж, – н-ну, думаю, началось, добрались до гадов. А потом ничего не помню, как обрезало.
Работяги тоже хлопотали над своим, как секунданты над нокаутированным боксером. Привалили спиной к земляной куче, хлопали по щекам, приводя в чувство, но без особого успеха. Серж, уже одетый и обутый, стоял, обняв себя, сунув ладони под мышки. Клим растирал ему спину, чтобы согреть. Вовец сделал пару шагов в направлении работяг, присмотрелся. Ему вовсе не хотелось оставлять за спиной труп. На всякий случай потянул на глаза капюшон энцефалитки, а "молнию" на вороте затянул до самого носа. Хоть и ночь, и свет костров играет бликами и тенями, а ни к чему показывать лицо. Но тут охранник очнулся, растрясли мужики. Открыл бессмысленные глаза, таращился, ничего не соображая. Лицо грязное, в земле, в трухе, под носом мокро, то ли кровь, то ли что другое. Рыба, выброшенная на берег, вывалявшаяся в песке и пыли, на последнем издыхании ловит воздух, топорщит плавники и хлопает жабрами, только моргать не может. Так и этот разевал рот и хватал воздух. Постепенно соображение возвращалось к нему, и он бы очнулся окончательно, если бы Серж не очнулся еще раньше.
Выкрикивая ругательства, он подскочил к охраннику и от всей души врезал ладонями по ушам. Тот сразу сник, голову повесил и, вроде, дышать перестал. Серж решительно повернулся к работягам. Мужик в рваной телогрейке на голом теле испуганно отпрянул, подтянул сползающее трико, забормотал:
– Вы что, мужики? Мы тут не при чем, работаем и всё…
– А где тот, который меня метелил? – наступал на него Серж. – Где эта гнида рыжая?
– В больницу же увезли, – мужичок неподдельно удивился, мол, всем известно, ты один такой неинформированный откуда-то выискался, но разъяснил: – Дыра в башке – во, кулак вставить можно.
Он продемонстрировал свой кулак, в пол-головы величиной. У работяг бывают такие непропорционально большие лапищи. Эти впридачу были черными от навеки въевшегося мазута и металла, да еще сейчас в земле рылись. Вовец хмыкнул: если такой кулак в башку влезет, значит, там вместо мозгов пустота была. Придержал слегка Сержа:
– Не заводись, мы и так тут понатворили, достаточно уже. – Обратился к работяге: – А где евонная берданка? Если откопали, давайте сюда.
Тут же из темноты выступил другой рабочий, торопливо сунул Вовцу в руку ружье. У того теперь в каждой руке стало по стволу. Но этот, второй, годился только в качестве холодного оружия, типа дубины. Стальные траки тракторных гусениц расщепили приклад, смяли казенник, а сам ствол согнулся и стал напоминать кочергу. Осталось ее только в огонь отправить, что Вовец тут же и сделал – швырнул в ближайший костер. Тот уже прогорал, и чуть-чуть дровишек ему не помешало бы. Теперь, освободившись от хлама, можно было взять работягу под руку, отвести в сторонку и поговорить по душам. Вовец повел его к полуразбитому штабелю ящиков с кернами, поинтересовался успехами. Кто бурилой на установке? Как оценивает результаты, какие породы? Зачем такая охрана?