– Любопытно, конечно, а смысл какой? Открыть меторождение изумрудов?
– Конечно! – оживился Клим, остальные в разговор не встревали. – Прилично ограненный каратник хорошего качества тянет на мировом рынке под тысячу долларов.
– Не знаю как там на мировом, – Вовец не скрывал скепсиса, – а наш черный рынок забит изумрудами. Так говорят, по крайней мере. Все покупателей ищут. Каратник и за сотню баксов отдадут – но никто и этого не предлагает.
– Это все барахло, кустарщина, – Клим пренебрежительно махнул рукой. – Ты сам эти камни видел? Третий сорт, одно названье, что изумруд. А настоящий чистый камень замучаешься искать. Ладно, раскрываю карты: есть один иностранец, готовый брать оптом полуфабрикат, то есть заготовки для огранки, где уже срезаны все трещины, пятна, пузыри, включения, – ты понимаешь. Тут имеется определенный стандарт, допустимый разброс по параметрам – высота, ширина и прочее. Живая наличка, партия не меньше чем на тысячу баксов. Цена, правда, самая грабительская – двадцать зеленых за карат сырья, зато надежный канал сбыта. Ну, как?
– Звучит красиво. – Вовец размышлял вслух. Клим терпеливо слушал, не давил, не настаивал, не заманивал посулами. – Главное, реалистично: пятьдесят карат, то есть десять граммов заготовок, и тыща долларов в кармане. По двести пятьдесят баксов на рыло.
– По двести, – уточнил Клим, – есть еще огранщик. Тут без профессионала не обойтись. Надо же и форму камня выдержать, и лишнего не срезать, сам понимаешь.
– Справедливо, – одобрил Вовец такой подход. – Да только не проще ли порыться на отвалах той же Балышевки или Липовки?
– Один порылся, – хмыкнул Клим, – до сих пор штаны отстирывает.
– Да уж, – поёжился Серый, – как пошла охрана из "калашниковых" садить, думал – капец, сливай воду. Половину одежды на колючей проволоке оставил. Где там перелаз искать! Вот в такую щель с разбега нырнул, – показал ладонями – одна над другой – промежуток, в который вряд ли могла пройти его голова, не говоря обо всем остальном, – а пули так и свистят. Я там вообще поседел за две минуты. На брюхе полз километра три, боялся голову поднять.
– Сурово, – выразил Вовец свое сочувствие и возвратился к сути разговора. – Значит, вы рассчитываете, что я могу помочь в разведке? Только я ведь горняк, не поисковик.
– Но методику худо-бедно знаешь? – это уже Серж не вытерпел, включился в обработку. – Всяко лучше нас соображаешь, где стоит искать в первую очередь, а что можно пропустить. И породы небось определишь без справочника, вон как по карте чесал.
– Но здесь нет никакой топографии, нет рельефа. Слагающие породы есть, а наносные отсутствуют. Это же все покрыто глиной, песком – грунтом, в общем. А какой толщины? Можно пойти обломочно-речным методом, но нужно точно видеть, где долины, направления водотоков.
– Не беспокойся, всё есть, – Клим полез в свой объемистый баул. – Во, гляди.
Поверх геологической "простыни" он расстелил изрядно потрепанный квадрат топографической карты. Бумага пожелтела, на сгибах кое-где лопнула, края висят бахромой, местами края полей просто вырваны. В одном уголке сохранился кусочек надписи "Народный комиссари…"
– Довоенная, что ли? – удивился Вовец.
– А то! – Клим не скрывал гордости. – Красноармейская, километровка!
Было чем гордиться. Небось не всякий шпион смог бы раздобыть подробную карту секретного района, даже такую старую.
– Серьезные вы ребята, – это Вовец сказал без всякой иронии, наоборот, уважительно. – Тогда еще один вопрос, последний: тот оптовик, если прихватят, нас не сдаст?
– Оптовик нас не сдаст, – уверенно ответил Клим, сделав нажим на слове "нас". – У него на нас просто выхода нет. Когда наберется партия товара, я ему позвоню и договорюсь о встрече. И раз уж ты сказал "нас", то вот последние подробности: все получают равные доли, на равных стучат кайлом и вкладывают финансы. Идет?
– Идет, – согласился Вовец, – только с финансами у меня пока напряженка. Хоть начальство и обещало подбросить, но сам знаешь…
– Вложишь инструментом, снаряжением. Я тебе сейчас дам чертежи, кое-что сварганишь для камнерезного оборудования, ну, и молотки нужны специальные, клинья, зубила. Вот еще что: мы-то люди вольные, а тебе надо как-то с работы оторваться, желательно до конца лета. Не бойся, прокормим. Заходить в район будем со стороны Адуя. Оттуда, конечно, дольше топать, зато никто не увидит и не привяжется. Снимем на какой-нибудь станции сарайчик у местного алкаша, чтобы было где перекантоваться ночь, припасы сложить, образцы разобрать. Как смотришь?
– С работы оторваться не проблема. Надо до конца мая один станок в цехе до ума довести, и всё. Заодно сделаю все эти железяки. А потом напишу заявление без содержания на три месяца. Шеф не глядя подмахнет. Что касается сарайчика, то есть у меня знакомый мужик в Крутихе – это следующая станция после Адуя. И сарай, и дом, и баня – всё имеется, главное, бесплатно.
– Такая щедрость в наше время? – удивился Серж. – Он что, старосветский помещик? Меценат? Может, его зовут Савва Морозов?
– Да, нет, где там, – Вовец улыбнулся. – Его зовут Адмирал.
– Ни шиша себе у тебя компания, – присвистнул Серый. – Это ж с какого флота он сюда пригрёбся?
– Ни с какого. Прозвище у него – Адмирал. Работал у нас на фирме, только не на заводе, а в институте. Сектором, что ли, заведовал. Я ему кое-какое железо точил для дачи. У него там в Крутихе свой тракторишко, мотоблок, всякая-разная техника, иногда просит сделать какие-нибудь деталюшки. А для хорошего человека что-то сделать и самому приятно. Он сейчас на пенсию вышел и из города на Крутиху переселился на постоянку. В прошлом году жену похоронил, один кукует, так что гостям всегда рад. Одному-то скучно. С ним, главное, по-людски надо, тогда и он с тобой, как с человеком.
– Интересный вариант, – Клим потер переносицу. – А как он вообще? Ничего?
– Вот такой мужик! – Вовец выставил большой палец. – Мировой! Работоголик. С утра до вечера пашет на своем участке. Вечно что-то строит, ремонтирует, копает. А вообще интеллигент чистой воды, инженер-баллистик, лауреат какой-то крутой премии. Вывел математический коэффициент, так и называется – "число Егорова". Я тут не специалист, но что-то связанное с траекторией ракет, с навигацией…
– Почему же он Адмирал? – не унимался Серый. – Почему тогда не Космонавт? Он что, на флоте раньше служил?
– Прозвали-то как раз на флоте, – пустился в объяснения Вовец. – Так, во всяком случае, говорят. Он раньше ездил на все испытания подводных лодок и пробные пуски ракет с них. Там и стал Адмиралом, наверное, заслужил, раз люди зовут. Я лично его дядей Сашей зову, а ты можешь называть Александром Германовичем, если хочешь.
– Тогда я буду звать просто Германычем, – решил Серый. – Годится?
– Валяй. Думаю, он не обидится.
По странному совпадению примерно в то же самое время (плюс-минус пара дней) на другом конце Екатеринбурга проходило еще одно совещание на ту же тему. В офисе "Уральской изумрудной корпорации", или попросту УИК, для выработки стратегии собрались учредители и менеджеры. Пару-тройку лет назад в зубодробительной свалке, элегантно названной приватизацией, государство бросило на драку-собаку не один жирный кусок, о потере которого само потом горько сожалело. Хотя это только так принято говорить, что государство. На самом деле решение всегда принимает один конкретный человек, иногда спрятавшийся за широкой спиной начальства и только подсовывающий бумаги на подпись. А перед этим добавляет от себя в бумаги пару слов. Так было дело или все прошло законным путем, но уникальное Балышевское месторождение изумрудов и бериллов вместе с шахтой, обогатительной фабрикой и всеми производственными и бытовыми помещениями стало акционерным обществом открытого типа "Изумрудные шахты Урала".
Разгосударствление валютодобывающего предприятия напоминало фарс и трагедию одновременно. Почему-то изумрудным шахтерам не платили зарплату, деньги за бериллиевую руду не поступали, а самостоятельно торговать ювелирным сырьем в те времена было настрого запрещено. Горняки бузили, голодали на километровой глубине, а их жены осаждали здание областной администрации. И тогда горняков отпустили на волю со всем оборудованием и почти без выкупа. Правда, контрольный пакет акций оказался у какой-то сторонней фирмы, но шахтерам выдали зажиленную зарплату, и они, бросив голодовку, перешли к нормальному шахтерскому питанию. Все случилось так стремительно, что даже битые акулы нарождающегося рынка, сожравшие не одного кита уральской промышленности, не успели даже учуять запаха поживы. Кто-то провернул операцию за кулисами – быстро и ловко. Акулам оставалось только облизнуться и развернуть плавники в другом направлении. Дележка продолжалась, некогда было тратить время на выяснения и сожаления, куски сыпались бессчетно, успевай заглатывать.