Кентавр был раздражен, а Дыба прямо озверел от ярости. Этот ничтожный Ченшин, этот бывший прокурорский клерк вздумал их пугать! Когда после устного отчета о проведенной операции Кентавр начал ему выговаривать, что работа выполнена грязно, что бросили обгорелый труп своего парня да еще убили гебешника, Ченшин нагло заявил, мол, шли бы тогда сами жечь объект. И вообще они ему денег должны. А раз вопрос поставлен ребром, так он больше не собирается подставляться за гроши, пока они в саунах кайфуют. Пусть гонят денежку, и – чао! И если его загребут, то хозяева тоже в стороне не отсидятся, следом на тюремную шконку пойдут, семимильными шагами полетят, как ошпаренные ласточки.
Дыба чуть с кулаками на него не бросился, Кентавр удержал. Он все-таки был воспитан комсомолом, а не ресторанной мафией, и такие прямолинейные методы не одобрял. Он извлек из стола пластиковую папочку умеренной толщины, раскрыл с задумчивым видом и, щелкнув никелированным зажимом, принялся выкладывать на стол ксерокопии. Это были заявления Ченшина о выдаче денег на подотчет и расходные кассовые ордера, подписанные им же. Только сейчас до бывшего следователя дошло, что так называемая пустая формальность оказалась очень даже не пустой. Получая грязные, теневые деньги для выполнения грязной работы, он был убежден, что сразу после выполнения задания эти бумажки уничтожаются. Кентавр сам рвал их у него на глазах…
– Это всего лишь ксерокопии, – сказал Ченшин севшим голосом, – ни один суд не признает их подлинными документами.
– А для суда у нас в сейфе есть оригиналы, – заверил Кентавр. – Но это все семечки, верхний слой. А внизу лежат бумажки покруче, показания твоих юных друзей, которых ты заставил выполнять свои преступные замыслы. У нас они не работали, это ты их нанял. По личной инициативе и в личных целях. А сейчас они вынуждены прятаться от тебя, потому что сделались опасными свидетелями твоих преступлений, гражданин Ченшин.
– Короче, спалят тебя, как ту усадьбу в лесу, – удовлетворенно констатировал Дыба из глубины кресла. Он успокоился, расслабленно развалился и покачивал лаковым ботинком, пуская зайчиков по стене. – Они сейчас отдыхают и лечатся в одном маленьком профилактории по профсоюзным путевкам, – он ухмыльнулся, – проходят, так сказать, реабилитационный курс. Попутно решают, что говорить, если зацепят.
Ченшин круто развернулся, распахнул дверь настежь и вышел, так ее и не закрыв за собой. Это сделала секретарша, продемонстрировав в дверном проеме, словно в раме, умопомрачительные ноги, почти не прикрытые короткой юбочкой.
Теперь злоба душила Ченшина. Его запутали, подставили, а теперь намерены окончательно сдать. Конечно, гебешники так просто дело не оставят, все вверх тормашками перевернут, чтобы разыскать убийц. А эти козлы, гребущие деньги экскаватором, вытерли об него ноги и собираются выбросить за порог. Он быстро шел по улице куда глаза глядят, не зная, где приткнуться, кому излить свое горе и отчаянье. Сам не заметил, как оказался перед офисом банка "Евразия". Видно, подсознательно шел к единственному человеку, который искренне был с ним дружен, никогда не отказывался помочь и обязательно находил подходящее решение всех проблем. Этим человеком был тихий референт управляющего банком господин Вершинин.
Референт, как обычно, просматривал газеты, когда в кабинет ввалился расстроенный Ченшин, буркнул приветствие и тяжело плюхнулся на стул. Вершинин виновато улыбнулся, и в глазах у него засветились искорки радости. Он засуетился, включил электросамовар, побежал мыть чашки. У Ченшина потеплело на душе.
Он пил кофе и изливал душу. Вершинин понимающе кивал, сочувственно вздыхал, хмурился и поддакивал. Конечно, Николай не сказал ему и половины правды, просто жаловался на начальство, столь жестоко подставившее его. Когда поток жалоб иссяк, Аркаша Вершинин задумчиво поскреб в затылке и с обычной своей робкой улыбкой принялся рассуждать вслух:
– Они, конечно, ребята подленькие, но для того, чтобы так высоко взлететь, одной подлости мало, нужен еще и ум. Так что они тоже не дураки, соображают, что творят. Они тебе сказали, чего хотят?
– Знаешь, нет, не сказали, – Ченшин отрицательно покачал головой. – У меня от такого наката мозги помутились, начал права качать, потом дверью хлопнул…
– Вот видишь! – многозначительно сказал Вершинин, подняв указательный палец. – Ты их не понял, а они впрямую не сказали. А с чего им на тебя так наезжать? Не знаю, в чем там у вас дело, но они ведь тоже участвуют. И ты, как опытный следователь, знаешь, как их ловчее за хвост поднять. Так что в их интересах помочь тебе прятать концы и самому ховаться. Я правильно рассуждаю? Ты меня поправляй, если ошибаюсь.
– Логично, – Ченшин заерзал, в глазах вспыхнул интерес. Не утерпев, соскочил со стула, принялся быстро ходить по кабинету из угла в угол. – Точно! Что-то им из-под меня надо. И, похоже, что-то такое, что не могут назвать впрямую. Вот и завели меня, чтобы обложить, прижать и вынудить. И я даже знаю, что им надо. Убить кого-то!
– Нет, ну это ты чересчур хватил, – замахал руками Аркаша, – не думаю, что до этого может дойти. Но тебе следует вернуться и переговорить спокойно. Только не с обоими, а с одним Кентавром. Он мужик умный, спокойный, с ним легче найти взаимопонимание. Давай, иди прямо сейчас, а я дозвонюсь до босса и уговорю тебя принять.
Ченшин прекратил метание по кабинету, остановился, размышляя, даже ноготь большого пальца принялся машинально грызть – дурная привычка, от которой он, вроде, давно сумел избавиться, но в минуты сильного волнения забывался и принимался за старое. Очевидно, прокрутив в голове ситуацию, он решительно направился к дверям, на ходу коротко бросив:
– Звони!
Когда дверь за ним закрылась, Вершинин еще пару минут посидел, замерев в птичьей позе: подавшись вперед, втянув голову в плечи и чуть склонив ее набок. Так ему лучше думалось. В глазах стояла отрешенность, а на губах играла иронически-глумливая улыбка. Потом он встряхнулся и ткнул пальцем в клавишу телефона, подавая сигнал автоматического дозвона на вызванный из памяти аппарата номер. Кентавр ответил почти сразу. И Аркаша, продолжая улыбаться, негромко сообщил:
– Клиент готов. Он сам понял, какая предстоит работа. С ним сейчас надо помягче. Извинись, поругай партнера и сделай деловое предложение. Держись как с равным, и все пройдет гладко. Любашу предупреди, чтоб не мурыжила в приемной, а то мужик остынет.
Пока все шло именно так, как замыслил Вершинин.
Ченшин удивился, насколько другим, совершенно дружеским, стал тон Кентавра. Не называя впрямую, какую работу требуется выполнить, он тем не менее доходчиво объяснил, что весь компромат уничтожается, все расписки и денежные документы, где фигурирует подпись Ченшина, – тоже, ему заплатят пятьдесят тысяч долларов и отпустят с миром на все четыре стороны, если он "устранит препятствие". Затем Кентавр продиктовал номер и шифр ячейки в автоматической камере хранения на железнодорожном вокзале.
Ченшин успокоился, взял из гаража свою "ниву" и отправился на вокзал. Там достал из ячейки средних размеров потертый коричневый чемодан и поехал домой. В чемодане оказалось двадцать штук видеокассет, папка с бумагами, пакет с фотографиями, компьютерная дискета и пистолет ТТ с глушителем. Остальной объем чемодана заполняли зеленые резиновые перчатки, словно на дело должен был идти целый батальон киллеров. Ченшин засмеялся, представив такую картину: человек триста в спортивных костюмах и черных трикотажных шапочках, а на руках зеленые перчатки, в каких дачницы землянику пропалывают. Вообще им овладело какое-то ненормальное веселое настроение, словно на дискотеку собирался. Впрочем, он понял, что перчатки своей упругой массой плотно прижимали содержимое чемодана, и внутри ничего не брякало, не двигалось. И весу лишнего было немного, старые газеты куда тяжелей. И, видимо, у тех, кто "заряжал" чемодан, под рукой как раз оказался мешок перчаток, а может, и целый вагон.