— Нет, Наватаро! — тяжко склоняя голову, скорбным голосом отвечал старый моряк. — Гибель моих кораблей и тирания деспота разорили мою семью: вместо матросов у меня на борту сыновья и невестки, нет серебра, чтобы нанять людей. Всё было, потрачено на груз — зерно и масло. Дороги у нас назад нет: или приведем корабль в Риналь, или сдохнем с голоду в эту зиму. На борту вся семья — старики, внуки. Если оставлю в Агероне или Бурути, им будет нечего есть.
— А как же пресловутые золотые клады?
— Они только в больной голове Ибирина, — зло огрызнулся кормчий.
Ярослав задумался, сочувственно качая головой:
— Если бы не война, я предложил бы оставить детей у нас, не рисковать будущим семьи. Впрочем, неизвестно, где риска больше, в море или в крепости. Если войо поддержат нас, бурути погибнут на берегу или уйдут домой, не солоно хлебавши.
— Ты обещаешь, — Дрегон казался слегка удивлён. — …если мы не вернемся, кормить моих внуков и не превращать в рабов?
— Разве ты не понял ещё ранее, что я — человек чести! Я вообще не продам человека и не сделаю его рабом, ну, разве что пленных бурути, и то на время. Наши законы запрещают владеть рабом более десяти лет, а по истечению срока, отпускать. А торговать людьми вообще запрещёно, только покупать!
— Странные у вас законы, — ухмыльнулся старый пират.
— Какие есть… Если рискнешь оставить детей, даю тебе слово, что буду их кормить до твоего возвращения, а если не вернетесь, то они будут жить в долине наравне со всеми.
Дрегон качнул головой в знак благодарности:
— Я всё же возьму с собой…
— Это твое золото! — Ярослав подбросил в воздух мешок с деньгами, заранее приготовленный Станиславом и молчаливо переданный пару минут назад.
Дрегон ловко поймал кошель, развязал, грустно взглянул:
— Золото сейчас кстати.
Неожиданно Ярослав огорошил его вопросом:
— Сколько воинов Деспот держит всегда при себе? И сколько воинов постоянно находится в крепости?
Дрегон не удивился, спокойно ответил.
— Всего во дворце и крепости Деспота находится сто пятьдесят воинов, из них десяток телохранителей. Он не расстается с ними ни днем, ни ночью, — Дрегон ухмыльнулся. — Слишком много врагов, что желают его смерти.
— А ты сам как относишься к его жизни? Неужели тоже, как и другие его враги, желаешь смерти? Бурути твой враг?
Кормчий вскинул брови от такого вопроса, потрясенный и возмущённый:
— Конечно, он мой Дхоу, но попади он мне в руки…
— А его имущество?
— А что имущество? — подозрительно переспросил старый пират, начиная смутно догадываться, куда клонит Дхоу индлингов.
Ярослав не ответил, задавая новый вопрос:
— Расскажи мне подробно, много ли у Деспота врагов, кто они и как расположены дворец, бухта и крепость? Для верности я прикажу принести бумагу и чернила… Труба! — крикнул он.
Через минуту в коридоре послышались шаги, и из‑за занавески высунулась курносая мордашка оруженосца.
— Поди к Анне и принеси мою походную малярню! Похоже, тут нам с Дрегоном без неё не обойтись…
Дальнейший разговор продолжался примерно в течение часа–полутора и включил в себя много подробностей из жизни соседней долины, её обитателей, их характера и психологии, а также некоторые особенности географии местности и плотности заселения. В конце разговора Ярослав подвел черту:
— …Не смею тебя задерживать, уважаемый Дрегон. Чем быстрее ты покинешь нас, тем быстрее будешь в Ринале. Желаю тебе помощи всех богов, какие есть. Она вам потребуется. Я не желаю, чтобы даже случайно твой корабль заметили вблизи нашей долины, поэтому отплывай немедленно! И будь осторожен. Помни, у нас всегда найдется место для тебя и твоей семьи.
Дрегон встал, намереваясь покинуть оружейную, и уже повернулся уходить, но вдруг дернулся, замешкался, принимая какое‑то решение, и неожиданно выпалил, на ходу развязывая только что полученный кошель.
Ярослав удивился такому неловкому поведению, а Дрегон вынул пару золотых и положил на стол перед Ярославом.
— Вот, — смутившись высказался кормчий, — пусть оба моих внука не знают беды!
Ярослав понял те чувства, что раздирали душу старого разбойника и душегуба. Он разрывался между желанием не подвергать риску жизни малышей и страху доверить их воле чужого человека. Наконец, одна из сторон возобладала.
— Хорошо, — согласился Ярослав, — но я не возьму платы, пусть эти золотые сохранятся!