— Оуна Наваторо Дхоу, меня лишили всей моей одежды и имущества, не соблаговолит ли благородный вождь приказать вернуть.
Ярослав был просто возмущен подобной наглостью:
— У Вас, уважаемый Веллас, что, нет другой одежды на корабле?
— Есть, но достойной посланника не располагаю, извольте вернуть!
Тон, с которым Охерибо говорил, совершенно не соответствовал ситуации, при которой несколько минут назад жизнь его висела на волоске (Ярослав серьёзно подумывал удовлетворить просьбу воинов, плюнуть на деспота и повесить Велласа вместе со слугами). Сделав над собой усилие, он всё же сдержался и произнёс вежливым спокойным тоном:
— Наватаро Веллас, сегодня вы могли лишиться головы, удовлетворитесь же такой малостью, как лишение одежды, и забудьте о ней навсегда!
Получив отрицательный ответ, посланник покинул крепость последним и последним взошел на корабль, который немедленно снялся с якоря и ушёл в море.
Следует заметить, что Ярослав не вернул дорогие одеяния посла не из жадности или иных меркантильных интересов, он хотел показать деспоту Бурути свое отношение к грязным делишкам и унизить в его глазах мерзкого посланника и его бесчестные действия.
Глава 13
Наконец вздохнули с облегчением. С отъездом бурутийцев у всех камень свалился с сердца, и жизнь снова вошла в обычное русло. Злобные нелюди больше не угрожали, оставаясь в своих лесах по ту сторону гряды, и, судя по всему, на время оставили мысли любой ценой избавиться от людей. Правда, крепость продолжала походить на военный лагерь, — практически всё население помимо различных работ занималось военной подготовкой. Срочно восстанавливались укрепления и возводились новые, люди сновали тут и там, в говоре и шуме слышалось радостное оживление. Не все бурутийские пленники вернулись домой! Несколько человек остались в колонии, это были тяжелораненые, которые могли без надлежащего ухода умереть в пути, а двое воинов отказались возвращаться, предпочтя «спокойную» жизнь в долине.
С окончанием напряжённой недели настал период более мирный. После землетрясения переселенцы неспешно разбирали остатки завалов, восстанавливая обрушенные кровли. На этот раз Ярослав решил проявить строгость и четко регламентировать конструкцию крыш, чтобы избежать трагедий в будущем. Если кто‑то самовольно пытался действовать по–старинке, из лени или пренебрежения к указам, такие постройки подлежали немедленному разрушению, а строители — наказанию.
В прошлом ничем не скрепленные древесные стволы просто укладывали на каменные стены, а поверх черепицу, то теперь всем вменялось в обязанность обрабатывать брёвна в брусья и прочно соединять меж собой, превращая в единый массив, прорезанный продольными и поперечными балками. Причём совершенно не использовался металл, всякие там скобы, гвозди, заменяемые деревянными шконтами, потому конструкция получалась гибкой, подвижной и с легкостью могла выдержать новое землетрясение. По своему роду такой метод связей походил на применяемый в кораблестроении и хорошо себя зарекомендовал. Ярослав на деле пытался таким способом не только предотвратить гибель людей под обломками, но и приучить неграмотных аборигенов к тщательной плотницкой работе.
Станислав, видя, какими прочными выходят крыши, говорил:
— И почему мы не делали сразу, — в удивлении разводя руками, — ведь знали заранее, что будут землетрясения.
На что раздосадованный Ярослав отмахивался:
— Дурная голова рукам покоя не даёт!
Несмотря ни на что, крепость медленно восстанавливалась. В течение последующих недель значительные усилия колонистов были направлены на вырубку леса, корчевание и подготовку полей. Как только небольшой участок освобождался, сразу приступали к возделыванию земли и посадке растений. В своей основе это были местные культуры, земляне оберегали собственные, припасая на более благоприятное время года. В первую очередь, так называемые, корневые: рамин — внешне похожий на хрен, но на вкус как репа, с таким же буйным ростом и густым корневищем; путюо — большая морковка, диаметром десять–пятнадцать сантиметров, с множеством отростков корней. Оба вида можно было есть как сырыми, так и печеными. Растение падук представляло собой большой земляной плод весом около двух–трех килограммов в кожистой, колючей оболочке, с сочной, водянистой мякотью, похожей на огурец.
Однако основу рациона всех аборигенов составлял сладкий картофель, выращивание которого не составляло труда в любое время года, исключая самое засушливое летом, когда он выгорал, и в период дождей, когда вообще выращивать что‑либо было невозможно. Различная зелень наподобие нашей капусты, только не способной завиться в кочаны, произрастала круглогодично, но зерно на муку и хлеб можно было сеять только весной, когда земля, пропитанная влагой, будет готова и когда не так сильно печет солнце.