Слезы обжигали ее глаза. Она не могла думать о Жутях как о своем народе, когда ее народ отказался от нее.
Даниэлла повернулась к туннелю, встала на четвереньки и поползла во Впадину.
Каждое движение портило красивое платье. Она слышала, как рвалась ткань, как стеклянные бусины со стуком отрывались.
Она оставляла то, какой была, в том туннеле. Всю красоту, высокое положение и честь. Все это пропало.
Кем она была, если не была принцессой?
Она не была воительницей. Даниэлла просила его обучить ее, а он не спешил. Она не была королевой, у нее не было своего королевства. Кем она теперь была?
Жуть ждала в конце, вытянув руки. Та же Жуть ждала у ее окна. Ее лицо было искажено, улыбка казалась злой.
Даниэлла позволила Жути вытащить ее из туннеля. Жуть придержала ее плечи.
— Хорошо? — спросила Жуть.
— Я в порядке.
Женщина заглянула в глаза Даниэллы.
— Хорошо? — повторила Жуть.
Даниэлла не знала, как ответить. Хорошо не было. Она устала, злилась, хотела кричать на них.
Но держалась. Она была принцессой по крови, и она не стала бы спорить ни с кем, кроме Императора Впадины.
И она мягко кивнула.
— Я в порядке, спасибо.
Жуть отошла, и они отодвинулись, чтобы ее Жуть пробрался во Впадину. Он встал, раскрыл сиреневые крылья, которые она раньше считала знакомыми.
Теперь она думала о нем, как о монстре. Эта перемена печалила ее.
Она считала его другом.
Он смотрел на нее, шире раскрыл крылья.
— Принцесса?
Прозвище убивало ее. Каждый раз, когда он говорил так, ее сердце сжималось в груди. Она ненавидела это прозвище, но и любила.
— Я никуда с тобой не пойду, — ответила она. Даниэлла напряглась, сохраняя стойку. — Я буду говорить только с Императором.
Женщина рядом с ней рассмеялась за рукой. Даниэлла хмуро посмотрела на нее и поняла, что Жути глядели на нее со смесью веселья и удивления.
Она посмотрела на свою Жуть, на большие крылья. Его рога были больше, чем у остальных, даже сломанный. Его когти были длиннее, как и клыки.
Почему она не увидела этого раньше?
Ее плечи опустились, колени задрожали.
— Ты — Император.
Он впервые не ответил с сарказмом. Он кивнул.
— Это мог быть кто-то еще?
— Я надеялась… — она не дала себе договорить. Даниэлла не знала, на что надеялась. Но она не хотела кричать на него.
Она вздохнула и указала на Впадину.
— Тогда нам нужно многое обсудить.
— Да, принцесса, — он шагнул, словно хотел обхватить ее, но замер.
Она обвила себя руками. Ей уже казалось, что она вот-вот разобьется. Его прикосновение будет только хуже.
Он смотрел на нее, потом отвернулся от нее и ждал. Он хотел, чтобы она забралась ему на спину? Как на лошадь?
Она смотрела на его крылья и гадала, как это возможно. Она не могла обвить его ногами из-за крыльев. Она будет мешать ему, иначе они оба упадут.
Вздохнув, она обошла его.
— Мы оба знаем, что так проще.
— Я не буду заставлять тебя делать то, чего ты не хочешь.
— Ты уже заставил, — Даниэлла не смотрела ему в глаза, подняла руки.
Его тяжкий вздох задел ее лицо, будто ветер. Он обвил ее руками, притянул ближе и взлетел во тьму.
Даниэлла не боялась. Она не знала, остались ли в ней эмоции. Она ощущала только онемение.
Она должна была злиться. Разве она не заслужила это? Но, чем дольше она была в этом холодном темном месте, тем больше хотела спрятаться. Если она останется с ними, больше не увидит солнца.
Даниэлла посмотрела поверх его плеча на сотни Жутей, смотрящих на них с выступов. Как они жили без солнца? Как выживали тут, когда знали, как много всего над землей?
Она станет как они? Бледной и гладкой, как камень в море?
Он летел глубже во Впадину. Свет пропал. Она не знала, как он не врезался в стены.
Она зажмурилась. Это был конец? Он нес ее туда, где люди не найдут? Она пропадет, как и желал ее отец?
Ее Жуть опустился, когти впились в пол, и он поставил ее на ноги.
— Открой глаза, принцесса.
— Тут ничего нет, — прошептала она. — Только тьма.
— Нужно лишь открыть глаза, чтобы увидеть красоту. Поверь мне.
Может, худшим после всей пережитой опасности было то, что она все еще верила ему. Сердцем и душой.
Даниэлла открыла глаза. Они уже привыкли к темноте, и она поняла, что все сияло голубым. Мох покрывал стены, как-то источал свет, близкий по красоте к небу.
Они стояли в пещере. На полу не выступали камни, поверхность за годы сгладила капающая вода. Даже стены были гладкими, как зеркала, где не рос мох.