Он не врал. Император Жути дал ей свободу.
Они отодвинулись друг от друга, тяжело дыша.
Даниэлла не знала, куда смотреть. Не знала, нужно ли было что-то говорить. Что говорили после поцелуя с монстром? Чудищем? Ее народ боялся его и его вида, а она ощущала между ними больше жара, чем с другими мужчинами, которых целовала.
Император смотрел в ее глаза. Его желтые глаза стали медными, и она не совсем узнавала их, но они больше подходили его лицу.
Он погладил ее скулу большим пальцем и прошептал:
— Рафаэль.
— Что?
— Меня зовут Рафаэль.
Дыхание вылетело из нее. Рафаэль. Он вспомнил свое имя.
Она поймала его ладони, удерживая их на своей челюсти и шее.
— Рафаэль, ты поможешь спасти наш народ?
Он смотрел в ее глаза, искал там что-то. Она не знала, что именно, но, возможно, он это нашел.
Он кивнул и сжал ее.
— Да, принцесса. Мы найдем способ.
— Вместе? — ей нужно было слышать его. Знать, что он был с ней. Полностью.
Император Жути, Рафаэль, улыбнулся от ее слов. А потом повторил:
— Вместе.
ГЛАВА 25
Даниэлла оставалась в покоях Рафаэля две недели. Так она думала. Было сложно отследить время без солнца.
Чем дольше она была без солнца, тем хуже себя чувствовала. Даниэлла не знала, почему так скучала по солнцу, но все ее тело желало увидеть что-то кроме огня или голубого сияния.
Когда она не смогла терпеть, она покинула пещеру.
Две недели. Это уже было хорошо, и если Рафаэль накричит на нее за то, что она ушла, так тому и быть.
Кузнец сидел на выступе, болтая ногами над бездной. Он держал куриную ногу в руке, хотя она не знала, где он ее взял, и каменную кружку в другой.
Он сказал:
— Доброе утро, принцесса.
— Как ты понял, что утро? — спросила она.
— Я только что был сверху, — он откусил от курицы в руке. — Там утро.
Он видел солнце. Все в ней сжалось от мысли, и она посмотрела на него с надеждой.
— Ты выходил из пещер?
— Угу, — он сделал глоток из чашки. — Конечно.
Даниэлла ощущала себя как голодающая. Она хотела знать все, что он видел. Как выглядели листья? Растения цвели? Луг стал изумрудным, таким ярким, что глаза болели?
От этой мысли ей стало холодно. Это ощущала мама, когда Даниэлла возвращалась? Жажду узнать все детали, вкус и запахи, увидеть солнце.
Боги, она стала такой же, как ее мать. Безумная женщина искала побега из плена.
Она сглотнула.
— Мне нужно наверх, Кузнец.
— Не могу, — он доел мясо на кости. — Приказы Императора.
— Я не могу оставаться тут дольше. Мне нужно увидеть солнце.
— Нет. Тебе нужно вернуться в пещеру и никого не злить.
Даниэлла старалась подавить панику в груди, но могла думать только о солнце.
— Если не отнесешь меня, я сброшусь с обрыва.
— Попробуй. Но я успею тебя поймать. Так что без толку.
Паника в груди грозила утопить ее. Она застряла тут. В цепях. В плену. Никто не послушает ее, и ей нужно было увидеть солнце.
Даниэлла шагнула вперед, но другой голос заставил ее остановиться.
— Я ее отнесу.
Она узнала Жуть, что была за окном. Самую страшную из женщин, чье лицо казалось неправильным. Из всех Жутей она обратилась бы насчет полета наверх к ней последней.
Жуть опустилась на выступ. Ее кривое лицо исказилось в том, что Даниэлла узнала попытку улыбки.
Сколько раз она говорила себе не бояться Жути? Они не хотели навредить ей. Это был народ, как ее. Но эта Жуть вызывала у нее страх.
Она расправила плечи и отогнала дискомфорт. Если эта Жуть хотела ей помочь, она воспользуется этим.
Даниэлла шагнула вперед и подняла руки.
— Отправимся?
Кузнец встал на ноги.
— Нельзя так, Солдатка. Это разозлит Императора.
— Он всегда злой, — ответила Жуть со странным обликом. Она сжала талию Даниэллы. — Пускай. Она не в плену. Он ясно дал это понять.
И они взлетели с выступа и к верхней части пещер, где туннели вели к свету.
Даниэлла не знала, благодарить или бояться. Она ощущала мозоли на ладонях другой женщины и странные выступы на ладонях, когда кожа срослась неправильно.
Она была так близко к лицу Солдатки, что видела линии, что не были шрамами, а были странной деформацией, где она не развила верные черты.
— Я родилась такой, — сказала Солдатка, пока они летели. — Если ты об этом думаешь. Это многие хотят знать, когда видят меня.
Щеки Даниэллы вспыхнули. Она не хотела смотреть на существо, хотя знала, что ее рот раскрылся от шока.
— Ты болела в детстве?
— Нет.