Гортанный всхлип оповестил ювелира, что он делает все правильно. Его любимой это нравится. Он брал ее нежно и глубоко. Так, как хотел уже давно. Вчерашний вечер был аперитивом перед главным блюдом и десертов. Вчера, ему удалось лишь вкусить девичью сладость, и сегодня он жаждал второй раунд.
Новый гортанный стон, и мужчина обхватывает мягкую попку Ришки, подчиняя ее своему ритму. Издавна так повелось, в сексе ветвь первенства была отдана мужчинам. И он желал этим непременно воспользоваться.
Грудь ее колыхалась при каждом движении. Так возбуждающе, так маняще.
Он просунул руку аккурат под шею девушки, помня о ее волосах. Не хотел в пылу страсти сделать ей больно, грубо прижав черный шелк. Так было вчера. Запоздалое раскаяние забрело в мысли Полански, но он тут же отделился от них невидимой стеной. Об этом – он подумает потом.
Переведя воспламенившийся взор на ее лицо, почувствовал небывалое облегчение. Веки Арины затрепетали, и глаза широко распахнулись. Стоило взгляду стать осознаннее, и он ускорился.
Она все поняла. И…
Не закатила истерику, не начала отбиваться.
ОНА ЕМУ УЛЫБНУЛАСЬ!
О, боги!
ОНА ОТВЕЧАЛА НА ЕГО ЛАСКИ, НА ЕГО ВЫПАДЫ.
Это точно сон! Не может такая победа быть достигнута в реальной жизни, не с этой девушкой. Дыхание стало тяжелее, более гортаннее у обоих. Движения резче и неистовее. Она обнимала его, сжимала в своих объятиях, подводя к вершине, куда стремились. Отвечала страстью и нежностью, которую и получала от него.
Вспышка, резкий обоюдный крик освобождения, и он впивается в мягкие, податливые уста в благодарном поцелуе.
Прекрасное начало дня!
Стоило их дыханию замедлиться, успокоится, как Свят приподнялся над ней. Все еще чувствовал ее, не желая покидать. Девушка так же смотрела в его глаза не мигая.
Так глупо было сейчас улыбаться, но он не мог сдержать себя. В уме блуждали строки стиха, прочтенного когда-то. Душа же пела и кричала от переполнявшей любви и восторга. Глупо? Нет, невероятно!
Как много тех, с кем можно лечь в постель,
Как мало тех, с кем хочется проснуться…
И утром, расставаясь обернуться,
И помахать рукой, и улыбнуться,
И целый день, волнуясь, ждать вестей.
Как много тех, с кем можно просто жить,
Пить утром кофе, говорить и спорить…
С кем можно ездить отдыхать на море,
И, как положено – и в радости, и в горе
Быть рядом… Но при этом не любить…
Как мало тех, с кем хочется мечтать!
Смотреть, как облака роятся в небе,
Писать слова любви на первом снеге,
И думать лишь об этом человеке…
И счастья большего не знать и не желать.
Как мало тех, с кем можно помолчать,
Кто понимает с полуслова, с полу взгляда,
Кому не жалко год за годом отдавать,
И за кого ты сможешь, как награду,
Любую боль, любую казнь принять…
Вот так и вьётся эта канитель -
Легко встречаются, без боли расстаются…
Все потому, что много тех, с кем можно лечь в постель.
И мало тех, с кем хочется проснуться.
Как много тех, с кем можно лечь в постель…
Как мало тех, с кем хочется проснуться…
И жизнь плетёт нас, словно канитель…
Сдвигая, будто при гадании на блюдце.
Мы мечемся: – работа…быт…дела…
Кто хочет слышать- всё же должен слушать…
А на бегу- заметишь лишь тела…
Остановитесь…чтоб увидеть душу.
Мы выбираем сердцем – по уму...
Порой боимся на улыбку- улыбнуться,
Но душу открываем лишь тому,
С которым и захочется проснуться...[1]
- Доброе утро, - услышал он свой хриплый голос, прежде, чем осознал банальность подобной фразы. Разве с такого приветствия стоило начинать этот чудесный день? Он должен был бежать, сломя голову! Искать цветы. Наверное, красные розы, и подносить их к ногам любимой. А что потом? Сварить ей кофе? Приготовить завтрак?...
Девушка весело хихикнула, непохожая на себя.
- Доброе. – и потянувшись, несмотря на интимность их положения, добавила: - Хочу просыпаться так каждое утро.