- Во, идиоты. – выдавил Домовой, давясь приступами истеричного смеха: - Эта малышка на Библии поклялась, что с воровством завязала. Перед всеми святыми иконами. – и более сдержано, добавил: - Тем более, ей светиться нельзя. Имя, вон, даже сменила. А была Соней Михайловной. Точно, широко известная Сонька- золотая ручка. Мы ее так и звали, когда подобрали, избитую и…
-Сергей, - предостерегающе рявкнула девушка.
- Ах, ну да. – сделав поклон, на пошатывающихся ногах, как бы извинялся: - Пардон. Хахалям не стоит знать, кто тебя до этого оприходовал, верно, малышка? И в каком состоянии ты была…
- Я больше не малышка.
-Конечно. – рявкнул собеседник, - Ты с*ка, которая сдала меня, чтобы получить новую жизнь.
Он был прав. Арина повинно склонила голову. В конце концов, она проживала этот момент тысячу раз в своей голове, снова и снова. Знала, что должна была просить прощения. Только вор ее не простит. Она действительно его предала. Перед глазами возникали образы прошлого, но девушка сдерживала себя и не позволяла им бередить душу. Ей больше не 17 лет. Сейчас, она сама может постоять за себя. Но должна объяснить.
- Он нашел меня, понимаешь? – слова срывались с ее губ, больше не сдерживаемые рассудок, здравым смыслом, какой-то логикой. Она не заметила, как перешла на крик, но смотреть и дальше в осуждающие глаза человек, однажды уже спасшего ее, не могла. – Как раз, когда ты брал сейф в том доме, а я стояла…Он был там….и
- Почему не сказала? – звенящий, точно натянутая струна, голос, обратился к ней. - Почему, мать твою, Сонька ты молчала? Мы тебя до этого прятали? Прятали! Ты смогла от него убежать? Смогла! Какого же ты заварила ту кашу?
- Он … сказал, что…ты…будешь следующим…после матери.. За то, что посмел забрать то, что принадлежит ему… А потом ушел…
- С*ка! – грозно зарычал собеседник, а в следующий миг, звук разбивающегося стекла раздался по всему ресторану. В кабинет ворвалась встревоженная девушка, и тут же замерла. Что могла она сделать? Разве, что стать еще одним невольным свидетелем разборок давно минувших дней.
“Не думай. Не думай ни о чем”. – шептал внутренний голос, когда ноги Ришки подкосились и она упала на колени перед Сергеем. Подняв глаза, полные слез, одними губами зашептала: - Прости меня, прости. Это единственное, что пришло мне в голову тогда. Я …подумала…он не сунется в тюрьму…Не захочет руки марать. Побрезгует… а менты сказали, ты им для статистики… Нужен вор, чтобы …
- Молодец, милая. И ты оказалась права, Три года, и я на свободе. Вот ведь фарт. - язвительно согласился собеседник. – Только сейчас, он в городе. И колье ваше у него. – обернувшись к застывшим, точно статуи, мужчинам проговорил: - Он хочет ее, господа. Снова. И изумруды ему доставил некий Максимилиан…И эта мразь не успокоиться, пока кроха, - кивнув снова на рыдающую Арину, добавил: - Не окажется в его руках. Снова. – все молчали, а он продолжала: - И я больше помогать не буду. И вам не советую, потому, как у него есть…рычаги давления…И вы в его черном списке… а это, самое худшее, что можно представить в своей жизни.
Он переводит взгляд на Арину, и уже тихо добавляет: - Он напрягся, милая Сонечка. И запачкал свои руки, когда я был в тюрьме. И я надеюсь, что ты никогда не узнаешь….
Домрачева ничего больше не слышала и не слушала. Похолодев, поняла, о чем говорит Сергей. Хотела кричать и звать на помощь, но уста ее беззвучно лишь открывались и закрывались. Противный вкус слез и крови, она помнила слишком хорошо. Узнал бы из тысячи. Сейчас же, осколки склеенной души звонко разбились. Знать, что ты повинна в несчастье другого, видеть и чувствовать его боль, это худшее наказание для любого нормального человека.
Арина больше не может ровно сидеть. Скрючивается пополам, и еле слышно стонет. Почему она не сдохла тогда? Почему? Почему? Все высокие барьеры скорлупы, в которой она так мастерски спряталась, разбиты. Кто-то опускается рядом. Касается ее головы, и тела. Пряный аромат корицы, и теплые объятия обволакивают ее.
“Зафир,” - выдает воспаленный мозг. – “Еще один бывший друг. Если и с ним, нечто подобное сделают, или со Святом, или с Леной, она точно вскроется.”
Кто-то говорит что-то, но девушка их не слышит. Не хочет слышать. Это слишком для нее. Все это! В ее жизни всего слишком много. Предательство, боль, попытки убежать от себя и прошлого. И что делать? Как ей с этим всем справляться? Она не может, да уже и не хочет сдерживать льющиеся из глаз слезы. Зачем?