Окунувшуюся в сумерки землю грозное небо тиранило полыхающими в полгоризонта молниями, сотрясало многократно отражающейся в горах громовой канонадой, поливало так щедро, будто собралось опрокинуть на нее весь океан. Двигаться под тропическим ливнем становилось немыслимо. Приходилось останавливаться там, где заставала непогода.
Предчувствуя по умолкнувшим вдруг птицам приближение потопа, я быстренько свернул на обочину и побежал к какому-то зданию. С первыми каплями дождя я вскочил на веранду. Спрятавшиеся от дождя под навесом индонезийцы приветливо поздоровались, потеснились, освободили место в глубине веранды. Разверзшиеся хляби небесные уже поливали косыми струями тех, кто стоял на ее краю.
Вскоре выяснилось, что я попал под крышу частного дома. А собравшиеся на веранде празднично одетые люди были гостями, созванными на сламетан по случаю обрезания у сына хозяина дома. Они пара за парой скрывались в темном проеме дверей, где проходила, как видно, основная церемония. Меня тоже пригласили пройти внутрь и поздравить юношу со вступлением в пору мужества.
Комната была обставлена резной мебелью из Джепары, вдоль одной из стен вытянулись заполненные антикварным фарфором и старинным холодным оружием стеклянные стеллажи, в глубине мягкой зеленью фосфоресцировал огромный аквариум с радужными рыбками. В центре, на импровизированном троне — обитом красной кожей высоком кресле,— сидел мальчик с удивительно нежным, девичьим лицом, в черной, расшитой золотым позументом одежде, перехваченной широким желтым поясом, из-за которого за спиной торчала вырезанная из слоновой кости рукоятка родового кинжала.
По бокам трона стояли нарядно одетые отец и мать. Гости, выстроившись цепочкой, один за другим подходили, говорили поздравительные слова родителям, обменивались с ними рукокасаниями, мальчика осыпали приготовленными в больших бронзовых чашах лепестками цветов и рисовым зерном. Каждый опускал в обитый красным бархатом ящичек подарок — конверт с деньгами.
К тому времени, как красивого мальчика поздравил последний гость, ливень кончился. С мигом очистившегося неба засверкало солнышко, стало как-то по-особому празднично-светло. Только вдали, в горах, еще погромыхивало, еще прятались остатки грозовых облаков. Воздух искрился водяной пылью. Кругом стоял веселый звон ручьев. Вода мутными, желтыми потоками стремительно стекала отовсюду в какую-то неведомую, бездонную яму. Через 15-20 минут ее уже не было. Земля быстро высыхала под победившим непогоду, заполняющим теперь воздух удушающей, горячей влагой светилом.
Глядя на эти скоротечные метаморфозы, понимаешь, почему в стране с такими обильными осадками возникла необходимость создания сложной системы полива полей. Дождевая вода не держится на поверхности, она скатывается в реки, которые, разом вспухнув, затопляют огромные площади, разрушают поля, дороги и мосты. Наводнения — второй по разрушительности стихийный бич Индонезии после извержений вулканов.
Когда утихло журчание ручьев, мальчика посадили на лошадь, покрытую попоной с ярко начищенными медными бляшками, в седло, сделанное в форме царского паланкина, разукрашенного павлиньими перьями. Юный всадник возглавил процессию, состоящую из нанятых и одетых соответствующим образом «оруженосцев», «придворных». Сегодня он «царь», которому положена «свита». В сопровождении ее и небольшого оркестра он отправился за сбором дани почета и уважения от «подданных», то есть окрестного населения. Лошадь под ним была не простая, а дрессированная. Она пританцовывала время от времени, звеня подвязанными к ее ногам бубенцами. После «царственного» выезда мальчик вернется домой, где лучший в округе чалак обрежет ему крайнюю плоть за солидный гонорар. А вечером в доме состоится сламетан. Юноша станет мужчиной. Следующим самым важным событием его жизни будет свадьба.
Я спешил и не мог принять участие в процессии. Не мог остаться и на сламетан. Пожелав родителям и их сыну всяческих благ, покинул умытый ливнем зеленый Богор и стал спускаться к Джакарте.
15. ИНОЕ ОБЛИЧЬЕ И ЖИЗНИ, И СМЕРТИ
Вскоре после поездки в Богор представилась возможность побывать на яванской свадьбе. Еще с вечера я заметил необычное оживление у одного из соседних домов на нашей улице. Ворота украшали гирляндами цветов, во дворе собирали металлический каркас для тента, расставляли длинным рядом столы, вдоль забора выстраивали складные стулья. Полюбопытствовал, что здесь происходит. В ответ получил приглашение быть гостем на завтрашней свадьбе.
Это был дом родителей невесты, довольно состоятельных людей. Отец и мать обязаны раз в жизни для детей устроить большой сламетан. Для мальчиков обычно в день обрезания, для девушек — в день свадьбы.
Жених появился ровно в десять часов утра. Его сопровождала свита друзей, которые вместе с ним выскочили из машин, остановившихся в 10 — 15 метрах от дома (к порогу полагается по традиции подойти пешком). Навстречу процессии из глубины двора двинулись окруженные родными и близкими родители девушки. Все были одеты в традиционные праздничные костюмы. На мужчинах головные батиковые повязки, двубортные, со стоячим воротником френчи из темного сукна (наследие колониального периода), саронги, блестящие черные кожаные туфли без задников. Женщины в кружевных, прозрачных блузах, длинных, туго обтягивающих бедра батиковых юбках. Поразительны были их прически. У каждой черные, густые волосы собраны в большой пучок, скрепленный золотыми, в драгоценных камнях гребнями и заколками.
Обе группы встретились так, что их разделяли только распахнутые настежь ворота. От делегации жениха вперед выступил мужчина, выполнявший, как я понял, роль свата. Он развернул стилизованный под старинный манускрипт свиток бумаги и зачитал записанный древнеяванскими письменами текст приветствия. Затем уже в сопровождении своих и невестиных близких жених прошел во двор, к накрытому малиновой с золотой бахромой скатертью резному круглому столу. Там его ждал священник — кади. Взяв юношу за правую руку, он зачитал свадебный контракт и спросил его: согласен ли тот на изложенных в документе условиях взять девушку в жены. Громко, так, чтобы слышали все окружающие, юноша сказал «да» и подписал бумагу. Затем подписи на контракте поставили родители с обеих сторон и свидетели.
Наступил центральный момент бракосочетания — встреча супругов. В прежние времена она нередко была первой в их жизни. Браки устраивали родители. Выбирали невесту, отправляли сватов, по достижении договоренности посылали невесте первый подарок, готовили второй, который вручали в день сватовства. Накануне этого дня девушке нужно было просидеть одной в комнате в простой рубахе около пяти часов, с вечера до полуночи. В нее, согласно поверью, за это время неподвижного сидения на голом полу должен был вселиться дух, придающий девушкам особую привлекательность.
В нынешние времена молодые люди, даже в деревне, чаще всего сами выбирают себе спутников жизни. Но вся внешняя обрядовая сторона сохраняется, хотя и значительно укороченная, сжатая по срокам. Церемониал, рассчитанный на неделю, теперь ужимают так, чтобы он не занимал более трех, а порой и одних суток.
Разодетая в сверкающее золотым шитьем платье, в короне из живых цветов невеста встретила жениха у порога внутренней комнаты. Под сдержанный смех гостей молодые принялись кидать друг в друга стручки красного перца. Кто первый попадет, тот и станет главой семьи. По неписаному правилу девушка должна быть «неловкой» и промахиваться до тех пор, пока стручок жениха не достигнет цели.
Подчиненность женщины отразилась и в том, что, приблизившись друг к другу после состязания в меткости, молодые встали на расстеленный на полу каин девушки. Это значило, что она всю жизнь будет распростерта у ног его, будет служить ему, как верная раба. Покорность мужу девушка продемонстрировала также тем, что опустилась на колени и протянула вперед бронзовый поднос с сырым яйцом. Муж раздавил его босой ногой. «Лишенная» этим символическим актом девственности, жена вымыла ногу супруга в чаше с водой, обильно посыпанной лепестками цветка жизни — виджайякусума.