Однако Гаджа Мада, давно замысливший покорить Сунду, грубо ответил: девчонка будет принята лишь как «дар» в царский гарем. Все это произошло без ведома влюбленного принца. Его любовь политик принес в жертву своим честолюбивым замыслам.
Оскорбленный сунданский правитель мог смыть обиду только кровью. Началась война, которая закончилась, увы, разгромом Сунды и убийством раджи.
Вскоре разными путями Гаджа Мада прибрал к рукам острова Бали, Калимантан, Тимор, Молукки и, наконец, Суматру. Сбылась многовековая мечта яванцев. Исходя из прежней вражды, могущественный министр не позволил бывшей Шривиджайе существовать хоть и вассальным, но отдельным государством. В Палембанге он посадил своего наместника, присвоив некогда великой империи статус яванской провинции.
Величие Маджапахита всегда служило лидерам национально-освободительного движения в довоенные и послевоенные годы историческим оправданием неделимости Индонезии. Созданный в годы войны комитет по выработке конституций будущего независимого индонезийского государства и подготовке других мер, необходимых для перехода в новое государственное качество, рассматривал три возможных территориальных варианта: строить независимую Индонезию в пределах границ Маджапахита, Нидерландской Индии или Явы, Суматры, Бали и Мадуры.
Гаджа Мада прославился не только территориальной экспансией. Он составил обширный свод законов, упорядочил и унифицировал строго централизованную власть, ввел регулярную регистрацию полей, перепись населения, заботился об ирригации, дорогах и мостах. Вот что предписывал архитектор Маджапахита деревенским старостам: «Служите верно своему богу и радже! Не упускайте ничего, что может увеличить благосостояние ваших деревень, смотрите за мостами и дорогами, священными деревьями варинггин и памятниками, чтобы рисовые поля и все, что посажено, цвело, было под защитой и хорошо ухожено. Смотрите внимательно, чтобы вода не ушла и народ не был вынужден искать лучшего места».
Главному министру двор был обязан возведенными в канон многочисленными торжественными религиозно-обрядовыми церемониями. Столица Маджапахита славилась гостеприимством, богатством, изысканностью. Гостей из Китая, Индии, Персии, Чампы, Аннама, Сиама здесь развлекали изощренными обедами, театральными и танцевальными представлениями, умными разговорами. При дворе Маджапахита были собраны известные на всю Юго-Восточную Азию толкователи священных текстов, прославленные маги и звездочеты, поэты и философы. К услугам гостей был знаменитый зоопарк, где можно было полюбоваться на множество экзотических животных архипелага.
Недолго, однако, светила звезда Маджапахита. Менее века.После смерти Гаджа Мады в 1364 году в здании империи появились первые трещины. Когда же почил Хайям Вурук, то маджапахитский двор превратился в гнездо династических междоусобиц. Корыстолюбивые, недалекие, завистливые наследники по кускам стали растаскивать то, что с таким трудом собрал великий министр. Последующие полтора столетия — это непрерывная череда гражданских войн, дворцовых переворотов, мятежей, убийств и отравлений. Завершающий удар по некогда могущественному государству султан княжества Демак. В 1512 году, узнав, что раджатайком отправил в Малакку к португальцам гонца с просьбой о военной помощи в обмен на торговые привилегии и территориальные права, правитель-мусульманин начал предупредительную атаку. Не дожидаясь подхода португальской флотилии, он напал на дворец продажного раджи.
Из дневника спутника Магеллана — Пигаффеты известно, что в 1522 году под Маджапахитом подразумевалась лишь небольшая деревня. С деревни началось, деревней и кончилось. Но то, что было между ними, вошло в историю Индонезии как ее самая славная страница доколониальных времен.
3. МАУЛУДАН В ДЖОКЬЯКАРТЕ
Знаменателен тот исторический факт, что Маджапахит пал под натиском молодого султаната. Выполнившие свою историческую роль политико-религиозные представления индийского происхождения уступили дорогу динамичному исламу с его доступностью для широких масс, идеей «равенства» всех перед богом, доведенным до предела принципом единобожия, а значит, и единовластия.
Проводниками новой веры на индонезийской земле были обитатели арабских поселений, появившихся на берегах Зондских островов в VII-VIII столетиях. Они стали первыми очагами исламизации, которая растянулась на века, а в некоторых местах, например на Калимантане, продолжается и сейчас. Колонии арабов вырастали вдоль оживленных морских путей, связывавших Ближний и Дальний Восток. Ислам и торговля шли рука об руку, помогали друг другу пробивать дорогу в новые места.
Эта взаимосвязь, кстати, заложила основу для превращения в будущем малайского языка в государственный язык Индонезии. В период распространения и утверждения ислама в Юго-Восточной Азии малайский язык был языком главного торгового центра региона — Малакки. Поэтому он стал средством общения сначала купцов, а потом и народов островов Южных морей. Впоследствии, когда перед лидерами национально-освободительного движения Индонезии встала проблема выбора государственного языка, то малайский оказался самым подходящим на эту роль. Его издревле знали в той или иной мере на всех островах, а выбор его государственным не ущемлял национальных чувств ни яванцев, ни сунданцев, ни какой-либо другой крупной этнической общины, поскольку родным он был только для немногочисленной и не претендующей на политическое или какое-то иное лидерство одной из народностей острова Суматра. Благодаря этому мудрому решению республика лишена доставляющей хлопоты многим развивающимся странам языковой проблемы.
И все же веру в Коран индонезийцы переняли не от арабов, а от индийских торговцев из Гуджерата. Их миссионерская роль особенно возросла после утверждения в XIII веке на делийском престоле мусульманской династии, Гуджератцы не только торговали на индонезийских берегах, но и стремились получить доступ к дворам местных правителей, женились ради этого на их дочерях, распространяли сведения о могущественном и противостоящем «белолицым кафирам» мусульманском мире.
Это их имел в виду Марко Поло, первым из европейцев посетивший Индонезию в 1292 году. Знаменитый венецианец в своей «Книге» отметил, что «у сарацинов есть здесь оседлость», а горожан они «обратили в Магометову веру». Примерно там, где побывал Марко Поло, в наши дни была найдена могила одного из правителей, датированная 1297 годом. Надпись на могильной плите выполнена арабской вязью.
Как и в случае с индуизмом или буддизмом, новое вероисповедание восприняла вначале только правящая верхушка. И тоже не сразу, а постепенно, шаг за шагом. Показателен в этом отношении пример Малаккского султаната — первого значительного исламского государства в Юго-Восточной Азии.
Основатель Малакки, принц-индуист Парамесвара в 1414 году женился на дочери султана северосуматранского княжества Пасай, с тем чтобы укрепить свои позиции в борьбе за сферы влияния против Сиама. Одним из условий брачной сделки был переход Парамесвары в мусульманскую религию. Церемония не заняла много времени: принц совершил омовение, смыл все прегрешения прежней жизни и произнес краткую, каноническую фразу: «Нет бога, кроме аллаха, а Магомет — пророк его!» В соответствии с новой верой принял он и новое имя — Мегат Искандар Шах. В дальнейшем правители Малакки стали титуловаться султанами.
Похожие истории имели место при дворах яванских князей. В исламе, подстегивающем торговлю, проповедующем веру в одного бога, объявляющем «священной» войну против иноверцев, они видели средство обогащения, укрепления своей абсолютной власти, знамя борьбы против европейцев, оправдание территориальной экспансии.
Первыми обратились к исламу торгующие морские города северных княжеств Явы — Демак, Тубан, Гресик, Джепара. Они имели давние торговые связи с Малаккой. Поставляли туда главным образом рис. Ради успеха дела яванским купцам было важно подкрепить деловые отношения единой с малаккским двором верой. Кроме того, многие яванцы служили в наемном войске султана Малакки. Солдаты удачи тоже приобщались к исламу и потом, возвратясь домой, были готовы с помощью оружия сбросить индуистское ярмо Маджапахита.