Невада встала с широко раскрытыми глазами. Я обняла ее, прижала к себе и выбежала из комнаты.
Я поднялась по лестнице на третий этаж, до самого верха, где кирпичное хозяйственное здание открывало доступ к мощеной крыше. Я вышла в ночь, обогнула хозяйственную постройку и подошла к узкому пространству, служившему мне укрытием.
Я застолбила его вскоре после того, как мы переехали в это здание. Я притащила сюда растения и расставила их вдоль края крыши — техасские лантаны с гроздьями красных и желтых цветов, дикую мяту со скромными пурпурными цветами, белую и розовую герань и пышные голден потос. Берн с Леоном установили для меня навес и соорудили каменные перила вдоль крыши, Невада купила мне уличную кушетку, а Руна помогла мне растянуть фонарики от навеса к перилам. Арабелла нашла небольшой мангал, наполненный голубыми стеклянными камушками, а бабуля Фрида подсоединила ее к газопроводу. Мама сшила мне одеяло и купила подушки.
Алессандро как-то сказал мне, что меня любят многие. Он был прав, но сейчас я чувствовала себя абсолютно одинокой.
Я облокотилась на каменные перила. Внизу, на другой стороне улицы, теплый электрический свет лился на тротуар из дверных проемов промышленных размеров. После того, как склад рухнул, Коннор подарил бабуле Фриде одно из зданий, которые он купил, когда пытался защитить нас. Раньше это был огромный промышленный гараж, где ремонтировали полуприцепы, и бабуля Фрида завладела им, чтобы сохранить свой бизнес. Она не знала, как не работать. Танки, переносные орудия и автомобили говорили с ней так же, как компьютеры и коды шептали Берну, и она любила с ними разговаривать.
Жалюзи на большом окне на верхнем этаже бабулиного гаража были открыты, и сквозь них мне было видно внутреннюю часть автомобильного отсека. В центре стоял ярко-красный монстр-танк. Бабуля Фрида стояла сбоку в своем синем комбинезоне и копалась в нем каким-то странным инструментом. Было только девять, и когда бабуля Фрида сосредотачивалась на какой-нибудь проблеме, она иногда работала до полуночи.
Где-то захлопнулась тяжелая дверь. Невада пересекла улицу и вошла в гараж. Тень следовала за ней, виляя хвостом. Бабуля Фрида отвернулась от танка, помахала Неваде и снова принялась возиться с его внутренностями. Невада выдвинула один из металлических стульев и уселась на него.
Я расстроила мою сестру, и она отправилась поговорить с бабулей.
Я отошла от края и села на мягкую кушетку. Вокруг меня ночь окружила город, воздух больше не обжигал, но все еще был теплым. У меня внутри все перевернулось. Я никогда не планировала говорить об этом с Невадой. Моя сестра таскала с собой целый грузовик вины за то, что заставила меня стать главой Дома и заставила думать, что это была моя идея. Теперь она знала, что я знаю. Я понятия не имела, что она чувствует. Все это было ужасно и хреново, и мне казалось, что моя душа была разорвана в клочья. Гнев, печаль, чувство вины и острая, воющая тревога вскипели во мне, превратившись в ужасную, ядовитую смесь. Мне хотелось ударить кого-нибудь и заплакать, но еще мне хотелось свернуться клубочком в какой-нибудь темной дыре и не выходить оттуда.
Достав телефон, я нашла номер Алессандро и написала ему.
«Где ты?»
«А где я тебе нужен?»
Все так и я дурочка.
«На крыше моего дома. Ищи рождественские фонарики».
Он не ответил.
Я переключилась на Патрицию.
«Кое-кто придет меня повидать. Пропустите его».
«Хорошо».
Я уперлась локтями в колени и закрыла лицо руками. Боль безжалостно грызла меня. Что, если Невада проигнорирует меня и все равно отправится к Виктории? Что, если я потерплю неудачу?
Я мысленно пробежалась по своим приготовлениям. Сначала Виктория пойдет за Гизелой. Моя тетя была ходячей бедой. Она всю жизнь перескакивала от одного мужчины к другому, постоянно находясь на грани преступления. И Берн, и Леон презирали ее. Она была как комета — каждый раз, когда она появлялась в нашей жизни, за ней следовала катастрофа. На месте Виктории я бы схватила ее. Она была настоящим кладезем секретной информации, которую мог знать только близкий член семьи, начиная с того, как четырехлетний Леон мочился, когда ее тогдашний бойфренд кричал на него, и заканчивая посттравматическим расстройством у мамы. Она не знала всего, но то, что она знала, причиняло боль, и это была именно та информация, которую Виктория использовала в качестве оружия.