– Куда мы едем? – вновь спросила она у Одинокого Волка.
– Недалеко.
– О, я только хотела узнать…
«Значит, он не собирается возвращать меня к своим. Какой же я была глупой, надеясь на это», – подумала Эмери.
Она вновь посмотрела на индианку, шагавшую без устали, словно не человек, а вьючное животное. На ее смуглом сморщенном лице блестел пот.
– Кто эта женщина? – Эмеральда не могла так долго молчать. – Как ее зовут?
– Женщина с Отрезанным Носом.
– О! – воскликнула Эмери. – Какое жестокое имя! А что… что случилось с ее носом?
– Она была неверной женой.
– О! – Кровь прилила к ее лицу. – Как это жестоко! – воскликнула она.
– Ты считаешь жестоким отрезать нос неверной жене? – спросил Одинокий Волк.
Она взглянула ему в глаза, стараясь прочитать его мысли, но его лицо ничего не выражало.
– Да, я так считаю. Несчастная должна всю оставшуюся жизнь прожить уродиной всего лишь из-за одной ошибки! На нее больше не взглянет ни один мужчина. Да, я считаю это крайне жестоким наказанием!
– Мы всегда так поступаем. По крайней мере некоторые из нас. По нашим законам, женщина, которая вышла замуж и сохраняет верность своему мужу, пользуется большим уважением, чем остальные. Разве у вашего народа не так?
– Ну… – Эмеральда опустила глаза. Как может она объяснить этому индейцу законы ее общества? Что он должен был подумать о ней самой в соответствии со своими представлениями? Как относиться к женщине, отдавшейся мужчине, который и не собирался жениться на ней?
Через несколько минут они достигли небольшого соснового бора. Почва под ними была устлана ковром из ароматных сосновых иголок. Место выглядело как крепость, окруженное почти со всех сторон скалами.
Одинокий Волк спешился и жестом указал ей сделать то же самое. Они были всего лишь в миле или двух от лагеря, но казалось, что они ушли за сотни километров, так здесь было тихо. Только редкий птичий щебет и журчание ручейка нарушали тишину.
Одинокий Волк накинул на плечи разрисованную бизонью шкуру и встал в стороне, пока Женщина с Отрезанным Носом разгружала багаж.
– Ты тоже можешь помочь, Зеленоглазая Женщина. Это женская работа, – сказал он.
Эмеральда попробовала помочь старухе, но не знала, что делать, и Женщина с Отрезанным Носом отказалась от ее помощи. Теперь она тоже встала в сторонке.
За считанные минуты Женщина с Отрезанным Носом установила вигвам и занесла в него мешки. Она разожгла костер возле вигвама с помощью огнива, видимо, полученного от белого охотника. Чтобы придать мешку из бизоньей шкуры форму котла, по четырем углам старуха вставила рогатины. Затем она наполнила мешок водой, установив импровизированный котел на шесть камней, разогретых в костре.
Когда вода закипела, Женщина с Отрезанным Носом бросила в котел наструганное мясо, дикий лук, турнепс, росший в прериях, и мяту. Спустя некоторое время в варево добавили грибной порошок с запахом крыжовника.
Одинокий Волк ел первым. Обе женщины ждали, когда он поест, и только потом принялись за еду сами. Эмеральда пыталась проглотить горячий несоленый суп, но каждый глоток напоминал ей о том, что она всего лишь беспомощная пленница у этих странных людей. Аппетита не было никакого. Желудок отказывался принимать непривычную пищу.
– Ты должна укрепить силы, – сказал Одинокий Волк.
– Но я… Я не голодна. И зовут меня Эмеральдой.
– Я зову тебя Зеленоглазой Женщиной. – Одинокий Волк пристально посмотрел на нее своими желто-карими глазами и отвернулся. В присутствии Женщины с Отрезанным Носом он избегал смотреть на нее. И тем не менее Эмеральда чувствовала с каждой минутой, как связь между ними возрастает. Напряжение становилось невыносимым. Она вздрогнула и пролила суп.
Женщина с Отрезанным Носом убрала остатки еды и ушла той же дорогой, откуда пришли они, ровным монотонным шагом. Эмеральда и Одинокий Волк смотрели ей вслед, пока она не исчезла из виду, скрывшись за горной грядой.
– Пойдем, – сказал Одинокий Волк, – нам пора в вигвам.
Эмеральда лежала нагая, нежась на меховом ковре из бизоньей шкуры, и смотрела на спящего Одинокого Волка.
Они были в вигваме уже несколько часов, а может, и дольше, точно она не знала. Время потонуло в тумане, прорезаемом острыми чувственными мгновениями.
Одинокий Волк буквально затолкал ее в вигвам, так как двигаться она не могла. Оказавшись внутри, она упала на колени на мягкий меховой ковер.
Одинокий Волк приготовил еще горького напитка и поднес ей ко рту костяную чашу. Она сердито оттолкнула ее от себя, но он разжал ей зубы и залил в рот ложку зелья, будто Она была капризным несмышленым ребенком. Она должна была или проглотить содержимое ложки, или поперхнуться.
– Я ненавижу это все! – кричала она. – И тебя ненавижу! Я не хочу быть твоей женой, я хочу домой!
– Но ты – моя жена, – ответил он спокойно. – Пленницы часто становятся женами. Это хорошо.
– Хорошо! Может, для тебя и твоего народа это и хорошо, но не для меня. Я другая! Я не такая, как вы!
– Возможно.
Она не сразу смогла разобрать выражения его лица, а потом поняла: оно было озадаченным.
– Я видел тебя в своих снах, и они мне сказали, что я должен взять тебя в жены, но что дальше, я не знаю. Похоже, что здесь есть кто-то еще…
– Ты всегда прислушиваешься к своим снам?
– Да. Мы всегда так поступаем. Как же еще мы можем узнать, чего хотят от нас духи? – Одинокий Волк взглянул на нее. От его глаз исходило сияние. Теперь, когда они были наедине, он был совсем другим. Не такой суровый, больше похожий на мужчину, испытывающего желание.
Глухо, как во сне, она услышала, как он просит ее раздеться. Он сказал, что хочет увидеть ее тело. Она подчинилась, пальцы ее неловко задвигались. Горькое зелье начинало действовать, она чувствовала себя все более непричастной к тому, что происходило. Возникало ощущение, будто ее тело, уже нагое и тускло светящееся в свете костра, проникающего через открытый полог, принадлежало не ей, а другой женщине.
– Ты красивая, – сказал он.
Эмеральда почувствовала его руки на своей груди, на сосках. Они напряглись и заныли. Словно маленькие иголочки закололи ей грудь. Он приник к ее рту своим ртом.
Одинокий Волк разделся, и она увидела его гладкую бронзовую кожу, иссеченную побелевшими шрамами грудь. Он был высоким и широкоплечим, с узкой талией и мускулистыми бедрами. Не в силах отвести глаз, она смотрела на его обнаженное тело, вдыхала его острый мускусный запах.
Он лег на нее сверху, и они покатились по меховому ковру. Секунду она пыталась бороться, упираясь кулаками в его твердую грудь, сжимая зубы, но давление его теплого тела было таким сильным и таким сладостным, что вскоре все желание сопротивляться пропало, и она впала в транс. Она чувствовала, будто была где-то вне своего тела, и сверху наблюдала за обнаженными мужчиной и женщиной, сплетающимися телами, прекрасными в своем совершенстве, освещенными красноватыми отблесками костра, проникающими в вигвам извне. Сейчас, тесно прижимаясь к нему, она поднималась куда-то вверх, в неведомую высоту, а затем падала вниз, в мягкий сумрак.
Но на самой вершине страсти душа ее взывала к Мэйсу…
Труди Вандербуш проснулась на рассвете от дикого шума в лагере. Лаяли собаки, мычали быки. Все что-то кричали, и над всем этим хором выделялся голос ее отца, громкий и возбужденный.
Труди села, сбросила одеяло и быстро натянула платье. Этот наряд, подчеркивающий достоинства ее пышной, но аккуратной фигуры, не раз заставлял мужчин восхищенно смотреть ей вслед. Однако сейчас она об этом не думала. Быстро застегнув пуговицы, она выскользнула из палатки и побежала к возбужденной группе обитателей лагеря.
Все собрались вокруг Мэйса Бриджмена. Он стоял возле своей лошади в шляпе, заломленной на затылок. Лицо его было в пыли, рубаха расстегнута.