— Почему нет? Не думаю, что в ближайшее время нас кто-нибудь побеспокоит, — он улыбнулся во мраке. — А если и побеспокоят, ты представь, как они удивятся, обнаружив, что нас не так легко выбить из колеи.
В голосе ее послышался смех, пока она говорила:
— Теперь я не сомневаюсь, что ты либо ненормальный, либо гений.
Руки его легли ей на бедра, потом нащупали грудь. Ему не нужен был свет, он помнил все нежные перламутровые изгибы ее тела, месяцами не выходившие у него из головы.
— Мы определим это позже, — прошептал он, уткнувшись в ее нежную шею губами, отыскивая крошечную, неистово пульсирующую жилку.
Когда он расстегнул блузку и начал горячими неспешными ласками исследовать ее тело, Бетани затрепетала. К их страсти примешивалась нешуточная опасность, и это привносило особую обостренную чувственность. Быстрые уверенные движения рук Трейса, горячие нетерпеливые губы, блуждающие по ее телу, заставляли отвечать на прикосновения судорогами возбуждения. Когда она в нетерпении принялась раздевать его, он пришел ей на помощь. Темнота скрывала его наготу, но любящая память восстанавливала детали. Бетани не нужно было смотреть на его сильный плоский живот, хорошо тренированные мышцы, на переливы его мускулатуры, чтобы ощущать совершенство этого тела. Она могла видеть все это кончиками пальцев.
Возбужденный до предела уже одним ощущением ее бархатистой кожи, Трейс, охваченный внезапным бешеным порывом, рывком приподнял ее и крепко прижал к себе. Ее полные груди дразняще уперлись ему в грудь, а когда она мягким движением обвила бедрами его ягодицы, он застонал от наслаждения.
Хотя на полу и валялись одеяла, Трейсу не хотелось их использовать. Вытянув одну руку, он нащупал гладкую поверхность стены и уперся в нее. Бетани оказалась зажатой между стеной и его сильным телом. Тогда он слегка наклонился, поднял ее вверх, а потом бережным осторожным движением, от которого у нее захватило дух, опустил на себя. Он услышал его, этот всхлип, который ей не удалось сдержать, когда он резким страстным толчком уверенно вошел в нее, обжигая неистовым пламенем неукротимого желания.
Бетани сцепила руки у него на шее, чувствуя, как холодные камни обжигают ей кожу. Трейс двигался внутри ее тела, распаляя ее все больше, мышцы непроизвольно сжимались, ноги и бедра начали судорожно двигаться, подчиняясь все убыстряющемуся темпу этих ритмичных толчков.
Оргазм наступил одновременно, подобный взрыву, вызвавший конвульсии, которые невозможно было сдержать. Трейс крепко прижимал ее к себе, обхватив руками нежную плоть ягодиц, пальцы его судорожно вцепились в бедра при последнем неистовом толчке.
Готовая разрыдаться, Бетани закричала, и звук этот эхом отразился от стен их мрачной тюрьмы. Трейс быстро накрыл ей губы ртом. Когда он наконец оторвался, то с трудом держался на ногах. Его охватило настолько расслабленное состояние, что единственным желанием было лечь на пол и не шевелиться.
Они не спеша разъединились, и Трейс осторожно опустил ее.
Именно Трейс собрал раскиданную одежду. В кромешной темноте он отыскал одеяла и расстелил их на полу. Бетани с громадным облегчением опустилась на них. Она была не в состоянии больше стоять ни секунды и перестала обращать внимание на незначительные неудобства. Трейс оказался прав. Именно это было нужно, чтобы расслабиться. Теперь она была уверена, что вынесет все что угодно. Сейчас ей слишком хотелось спать.
Часы сменялись часами. При полном отсутствии света невозможно было следить за временем. Оно перестало существовать. Гложущая неопределенность будущего давила тяжким грузом. Бетани откинула голову назад, прислонясь к стене. Возможно, именно такой предстает перед человеком смерть. Полным отсутствием звуков, света, ощущений.
— Мрачные мысли? — спросил Трейс, когда она в беспокойстве заерзала на месте. Бетани было кивнула, и только потом вспомнила, что он не может ее увидеть.
— Да. А ты о чем думаешь?
— О том, как бы чего-нибудь поесть.
— Ну не типичный ли мужчина!..
— Держу пари, что мечтать об этом приятнее, чем размышлять о чем-либо еще, — поддел ее Трейс, она пожала плечами.
— Ладно. Ты выиграл.
— Скоро придет кто-то. — Потянувшись, Трейс согнул ногу в колене и обхватил ее рукой. — Если это не Бентворт, то обязательно кто-то, кого ты знаешь, — через минуту снова заговорил он. — Кто-то, кого знал твой отец, кто-то, чье имя начинается с «Б».
— Я не могу представить, кто бы это мог быть.
— Не можешь? — Вопрос Трейса повис в тишине. — Кому, как ты считаешь, была выгодна смерть твоего отца?
— Никому, только мне, — растерялась Бетани. — И какая мне выгода. О, есть дом и небольшая рента, которая истощится через несколько лет, за исключением этого отец ничего после себя не оставил. Его богатством была его работа.
Ботинки Трейса заскрипели по полу, чудовищно грохоча в темноте.
— Не так уж много пользы.
Уловив в его голосе нечто, чего она могла бы и не заметить, будь они в любом другом месте, Бетани спросила:
— Тебе что-то известно, правда?
— Давай так: у меня есть подозрения.
— Расскажи.
— Сейчас в этом нет смысла. Мне совершенно не хочется спорить с тобой, а это наверняка произойдет. Я скажу больше, когда узнаю больше, — добавил он, пытаясь предупредить очередной вопрос.
— Это может быть слишком поздно… или никогда, — прошептала она.
— Может, — согласился он, и Бетани пожалела о своих словах.
Раздавшийся звук отодвигаемого засова не застал их врасплох. Трейс не спеша поднялся на ноги, не желая встречать неизведанное, сидя на полу. Дверь медленно распахнулась с раздирающим душу протяжным скрежетом металла, вслед за лязгом засова и пронзительным визгом петель. Свет прорезал мрак, царящий внутри сарая.
То, что сначала показалось ослепительным светом солнца, оказалось скудным светом пасмурного дня. Пришедший за ними солдат, к счастью, почти заслонил собой дверь, давая возможность глазам привыкнуть.
— Выходите! — гаркнул он по-испански. — Живо!
Бетани машинально схватила записную книжку отца и вышла. Она глубоко вдохнула свежий прохладный воздух, подставляя лицо ветру. Пахло свежестью, пахло дождем, и она обрадовалась тому, что жива. Если бы ей можно было постоять так еще… Со связанными руками они, подталкиваемые сзади, шли через город, потом вниз по каменным ступеням, ведущим к храму. Начался дождь, стремительно обрушился с неба целыми потоками, по древним камням потекли ручьи. Солдат поторапливал их, проклиная себе под нос погоду.
Трейс покачал головой.
— Вы же не собираетесь в ближайшее время покидать город? — спросил он идущего за спиной солдата. — Путь достаточно опасен, даже когда погода сухая.
Небо слегка просветлело, и в голосе конвоира явственно слышалась бравада:
— Наш хозяин найдет дорогу при любой погоде.
— Прекрасно. Надеюсь, он вступил в сделку со святым, покровительствующим дуракам.
Дуло винтовки уткнулось ему в спину, заставив Трейса прикусить язык. Во рту внезапно пересохло. Тело напряглось, чувствуя нарастающую опасность. Он бы дорого дал, чтобы узнать, что на уме у этих людей и каким образом пленники вписываются в их планы. Или они собираются попросту столкнуть их с края скалы, покончив со всем сразу?
Бетани старалась не терять равновесия на скользкой поверхности, будь то размокшая земля или камни, взглядом следя за солдатом. Он отобрал у нее записи отца и беспечно нес их под мышкой, ничем не прикрывая от дождя. Это были последние слова Брэсфилда, обращенные к миру, последний долг, который он отдавал дочери, и она не могла Допустить, чтобы все это пропало.
— Прошу вас, — пробормотала она, пока они шли по ступеням, — будьте побережнее с записной книжкой.
Солдат даже не посмотрел в ее сторону.
Когда они пересекли центральную площадь и оказались прямо перед храмом, солдат велел остановиться. Трейс пытался разглядеть хоть что-нибудь сквозь пелену дождя. Он различал тусклый свет, льющийся из открытой двери, солдат выкрикнул приветствие, и они, пройдя через каменный портал, очутились внутри.