— Я его ненавижу, — заявила она отцу, поравнявшись с ним, но профессор Брэсфилд был так погружен в изучение очередных откопанных предметов: старинных лопаты и заступа, что только пробормотал:
— Гм-гм.
Вид у него был отсутствующим; он даже не взглянул в ее сторону, когда она заговорила снова. Бетани вздохнула.
— Папа, я решила присоединиться к племени амазонок, разгуливать по джунглям с обнаженной грудью, носить меч и порабощать всех мужчин, которые встретятся на пути.
— Гм-гм. — Прежнее бормотание повторилось. — Очень хорошо.
— А потом, — выдавила из себя Бетани, любопытствуя, есть ли тут вообще кому-нибудь до нее дело, — я собираюсь переплавить в золотые слитки все до единого предметы из золота, которые ты сможешь найти. Слитки я продам перекупщикам, предложившим самую высокую цену. И когда я с этим покончу, от наследия инков не останется ничего. Ничего!
— А? Что ты сейчас сказала? — спросил профессор Брэсфилд, резко подняв голову и искоса глядя на Бетани. — Что там об инках и о находках из золота?
Бетани с трудом преодолела себя.
— Ничего, папа, — в очередной раз вздохнув, проговорила она. — Просто хочу надеяться, что мы сделаем достаточно открытий, чтобы окупить экспедицию.
— Девочка моя дорогая, — с улыбкой произнес Брэсфилд, — одного-единственного открытия будет достаточно, чтобы окупить экспедицию! Я потратил всю жизнь на то, чтобы больше узнать о прошлом, и теперь, теперь я смогу из первых рук получить подтверждение моим гипотезам. О, да, Бетани, любая находка окупит эту экспедицию, если я что-нибудь в этом смыслю!
Раздражение, вызванное у Бетани Трейсом Тейлором, улеглось от одного взгляда на открытое лицо отца. Да, ее отец готов отдать все что угодно за то, чтобы найти утерянный город. Этот город был заветной мечтой археолога, и он устремился к ее осуществлению, сконцентрировав все свои силы, надежды и веру. Бетани не могла допустить, чтобы грубость и высокомерие Трейса Тейлора все испортили. Ей придется вытерпеть его. Это было самое меньшее, что она могла сделать для человека, который так заботился о девочке, потерявшей мать, дарил ей столько любви и преданности, сколько вообще был способен отдать другому человеку.
— Мы, должно быть, отправимся с первыми лучами солнца, — сказала она. Отец с готовностью кивнул.
— Отсюда через Лиму, потом вверх по древнему пути инков до Куско! Только представь себе, Бетани, мы будем двигаться по той же дороге, по которой путешествовали короли прошедших веков, самые настоящие инки! Я почти вижу их перед собой, царственно проезжающих мимо или восседающих на золотых тронах, задрапированных покрывалами из шерсти альпаки или ламы, покоящихся на плечах слуг, надменных и неприступных. Есть где разгуляться воображению, разве нет?
— Будь у меня с собой мелки или краски, я могла бы делать зарисовки во время путешествия, но, вероятно, твое фотографическое оборудование практичнее, — сказала Бетани.
Профессор ответил рассеянной улыбкой.
— Конечно, дорогая. Это должно быть чудесно. После инков не осталось никаких письменных свидетельств, только рисунки на посуде и произведения искусства, — вздохнул он. — Как плохо, что они не сохранили своей истории. Теперь приходится полагаться на то, что мы сможем воссоздать из сведений об Инке и его соплеменниках!
— Как я понимаю, ты используешь слово Инка в его первоначальном смысле, а не применительно к целому народу.
— Да, да, разумеется! Инки, короли, были истинными вождями, которых считали не просто царями, но и богами. Или не царями, а императорами, если говорить об империи. Конечно, приближенных тоже называли инками, но человек, наделенный абсолютной властью, был Инка, сын солнца. Его люди были лишь слугами. Если бы инкам хватило мудрости учредить более демократичную форму правления, может быть, испанцам и не удалось бы поработить их.
— Возможно, — согласилась Бетани. — Но, в конце концов, в шестнадцатом веке испанцы доминировали в мире, они владычествовали на суше и на море. Любому народу, не знакомому достаточно близко с особенностями испанского оружия, было непросто оказывать им длительное сопротивление.
— Вот именно, вот именно! — закивал Брэсфилд. Это был его конек. Бетани, немало читавшая о примитивных цивилизациях, поддерживала разговор, но когда профессор углубился во всевозможные детали, касающиеся разных цивилизаций и их обычаев, ей стало непросто следить за его словами. При рассуждениях о находках, выкопанных в Мексике, о народах майя и ацтеках, а также о том, насколько они походили или не походили на инков, внимание Бетани переключилось на Трейса Тейлора.
Он разговаривал с кечуа, невзрачным темным человечком, облаченным в шляпу с широкими полями и накинутую на плечи цветастую накидку. Трейс навис над индейцем, который казался перед ним почти карликом. Трейс, однако, выглядел, на редкость, дружелюбно.
Бетани вдруг подумала, что в его поведении не было и малой доли той неприязни и раздражения, которые он демонстрировал им с отцом. Она не могла понять, чем вызвана его вражда? Была ли причиной ее решимость присоединиться к экспедиции?
Ну если он полагает, что она будет мириться с его высокомерными замечаниями или завуалированными предупреждениями Бентворта, он очень даже сильно ошибается. Она покажет ему, как женщины могут постоять за себя!
Глава 5
Если бы Трейс Тейлор поставил перед собой задачу создать местность специально для устрашения Бетани, он навряд ли справился бы лучше, чем это удалось природе. Началось путешествие довольно спокойно: путешественники плелись по грязным узким улочкам Лимы, глиняные и соломенные строения были тут и там усеяны яркими цветками герани и штокроз. Дорога пролегала вдоль берега Римака, реки, давшей название городу. Каким-то образом кечуанское название Римак, означавшее «тот, который говорит», трансформировалось в Лиму. Бентворт, бывший, как обнаружила Бетани, настоящим кладезем информации, рассказал, что город был заложен Писарро в 1535 году, после завоевания этих земель и взятия в плен Манко Инки, короля.
— Город, который вы теперь ищете, — утерянный город Манко Инки, последняя цитадель последнего короля, — говорил Бентворт, когда они двигались по узкой извилистой дороге, выходящей из города и забирающейся все выше и выше в горы. — По слухам, он отправился туда, чтобы спастись от испанцев и защитить свою власть.
— Если быть точным, он не был последним вождем, — уточнил Брэсфилд. Из-за густого тумана голос его звучал глухо. — После него было еще несколько вождей, но я убежден, что он был последним истинным Инкой.
— Да, да, разумеется. Именно это я и хотел сказать, Брэсфилд. — Бенгворт явно вспылил. Несколько минут все молчали, двигаясь по тесным улочкам трущоб Плаза-де-Армас, приютившихся на берегу реки. Раздавались лишь удары копыт мулов о булыжную мостовую.
Постепенно рассветало; до Бетани доносились глухие удары молотков по камню, хлюпание грязи под лопатами. Она слушала и напряженно вглядывалась, стараясь различить сквозь туман очертания спутников.
— Железная дорога, — пояснил Бентворт, махнув рукой.
— Как удобно, Бентворт! — воскликнул профессор. — А когда строительство будет закончено?
Рассмеявшись, Бентворт объяснил, что начато оно было в 1879 году, а того, кто полагает, будто строительство завершится до конца века, иначе как мечтателем и назвать нельзя.
— Со временем, профессор, вы сами поймете почему, — пообещал он.
Бетани поглядела на китайских кули, трудившихся над сооружением насыпи, и пожалела, что дорога еще не построена. Девушка отнюдь не была уверена, что сможет привыкнуть к поступи своего мула.
Наступивший день принес серые тени, с трудом пробивающийся сквозь туман свет. Бетани обнаружила, что никак не может сосредоточиться; она не могла оторваться от устрашающе высоких скал. Небо с того самого момента, как они вступили на территорию Перу, продолжало оставаться грифельно-серым. Оно давило, тучи словно касались голов. Создавалось впечатление, что вот-вот разразится дождь, но не падало ни капли. Бентворт сообщил, что в этой части страны дожди крайне редки.