Она и смотрела. В ее расширенных глазах, голубых как небеса, светилось обещание блаженства. Она даже сумела улыбнуться и прошептать:
— Чудовище, дракон, любовник, демон тьмы… да, лэрд Кригэна, я принимаю вас!
Его губы медленно изогнулись, и он вошел в нее полностью, наполняя своей твердостью. Он вошел так глубоко, что она вскрикнула и затрепетала — в одно его движение она достигла пика наслаждения. Брайан прожигал ее взглядом, в его золотистых глазах светилось удовольствие с примесью лукавства, он снова начал двигаться. Мартиса думала, что она не может принять его всего, что она распадется на части и умрет, но ощущения были восхитительными и невероятно острыми — казалось, изнутри он добирается до самого ее сердца.
Она обхватила его ногами, ее ногти царапали его рубашку, он вознес ее так высоко, что она билась о его грудь и едва не всхлипывала от удовольствия. Но он вернул ее обратно на землю и дал понять, что все только начинается. Казалось, сама земля дрожит в ритме его страсти, его страсть сливается с ночью, с магией ночи. В ней снова стало нарастать напряжение, на этот раз казалось, будто у нее внутри закручивается пружина, и когда эта пружина развернулась, она закричала от наслаждения и сладкой муки, наслаждение пролилось на нее дождем нектара, взрыв был таким сильным, что на несколько мгновений она погрузилась в темноту, содрогаясь в отголосках этого взрыва. Мартисе показалось, что она потеряла сознание, умерла от наслаждения. Но она поняла, что способна чувствовать: она чувствовала землю, вдыхала запах травы и аромат мужского тела. Ее любовника.
Словно сквозь туман Мартиса услышала, как он вскрикнул, и почувствовала, как его тело содрогается. Охрипший и запыхавшийся, он прошептал что-то ей на ухо, его мощное тело снова и снова надвигалось на нее, и она почувствовала, как внутри ее разливается его тепло. Он погрузил пальцы в ее волосы, и она открыла глаза. Темнота, на время поглотившая ее, отступила. Мартиса ответила на его движения своими, вскрикнула еще раз, обняла за шею и прижалась щекой к его груди, чувствуя кожей мягкую ткань его рубашки.
Брайан передвинулся, чтобы освободить ее от тяжести своего тела, но не выпустил из объятий, притянул к себе так, чтобы она лежала рядом, свернувшись клубочком. Он гладил ее волосы, и его дыхание постепенно выравнивалось, сердце возвращалось к нормальному ритму.
Снова стали оживать звуки ночи. Где-то поблизости заухала сова, делясь с лесом древней мудростью на своем языке. Журчание ручья, казалось, стало ближе и слышнее. А ветер, никогда не утихающий ветер Кригэна, стал громче свистеть в деревьях.
— Ты… — прошептал Брайан, приглаживая ее волосы, — самое прекрасное создание, какое мне только доводилось видеть.
Мартиса открыла свои чистые голубые глаза.
— Лэрд Кригэн, но я же не создание, я не более чем женщина, тогда как вы, сэр, дракон, чудовище, творение ночи, и дня, и солнца, и еще больше луны.
Он улыбнулся:
— Ничего подобного. Я и сам всего лишь человек. И ты должна это знать. — Она поежилась, и он крепче обнял ее: — Я должен отвезти тебя домой.
В голосе Брайана послышались нотки сожаления. Ему не хотелось возвращаться к обычной жизни, к свету. Здесь, в темном ночном лесу, было какое-то волшебство, чудо, и при свете свечей или ламп или при бесстрастном свете дня они неизбежно это потеряют.
— Пойдем, я подсажу тебя в седло.
Как только они сели на коня, Мартиса обнаружила, что ей снова тепло. Было очень приятно прислониться к Брайану. Он пустил гнедого быстрым шагом, но потом позволил коню идти неспешно. Они возвращались в замок при свете луны и звезд. Через некоторое время Мартиса сказала:
— Брайан, клянусь, я действительно видела то, что видела.
После короткой паузы он сказал:
— Я тебе верю. — Он осадил коня и спросил: — Мартиса, ты веришь, что я не был с теми людьми?
Она кивнула. Он подстегнул коня, и они снова поскакали вперед.
— Брайан, ты мне когда-то сказал, что никогда никого не убивал.
— Да.
Мартиса развернулась в седле и посмотрела ему в глаза.
— Но ты был на войне, — тихо сказала она.
— Война — это война, там люди убивают друг друга.
В его голосе слышалась горечь. Мартиса спросила:
— Почему ты пошел воевать? Ведь это была не твоя битва.
Она почувствовала, как он пожал плечами:
— Я сражался, потому что был там и потому что был среди друзей. Мужчина не может сбежать, когда война приходит на порог, к дверям его друга, а он живет за этими дверями. И я оставался там, даже когда война была проиграна, потому что… потому что мне нужно было увидеть все до конца.