Абби схватила его за руку, пытаясь помешать ему набрать номер, и заставила взглянуть на нее.
- Она пришла в мой офис и обругала меня, Джеральд!
Джеральд снова попытался набрать номер.
- Обругала тебя? Это интересно. Абби, а что это у тебя на юбке? О Боже, ты выглядишь, как после драки.
Абби взглянула на юбку, испачканную, наверное, в старой церкви, и отряхнула ее рукой.
- Ты выслушаешь меня? — спросила она. — Я должна остановить это. Интересно, за какие заслуги наш строительный фонд будет платить этим двум, может за то, что они заведут роман?! Если они занимались этим прямо в школе, то чем, по-твоему, они будут заниматься там?
- Алло, мистер Хартфорт у себя? — спросил Джеральд по телефону, листая какие-то бумаги на столе. — Привет, Боб. Это Джеральд, у меня эти бумаги по переводу, о которых ты спрашивал...
Пораженная, Абби отступила.
- Джеральд! — прошептала она, но, казалось, он не слышал. Вместо этого он поднял указательный палец и показал на стул.
Абби упала на стул и, положив ногу на ногу, начала нервно качать одной. Телефонный разговор все продолжался, и она уже была не в силах сдерживаться, вскочив, она опять начала расхаживать взад и вперед.
Джеральд повесил трубку и потянулся за какой-то папкой, будто забыв, что его жена была в комнате.
- Джеральд, я пришла поговорить с тобой!
- Ты выбрала не лучшее время, дорогая, я действительно завален работой. Пока нет занятий мне надо успеть сделать миллион вещей.
- Ты всегда завален работой! — сказала она. — И у меня дел по горло. Но я расстроилась из-за того, что произошло! Наша ответственность — проследить за тем, чтобы наши десятины и пожертвования нашли правильное применение, и я...
- Можешь подать мне вон ту телефонную книгу, на столе за тобой, дорогая? — прервал он, указывая на стол.
Абби остановилась на половине фразы и уставилась на мужа. В такие минуты она чувствовала себя несчастной, и слезы были бы желанным облегчением для нее. Но она уже давно не могла плакать. И только злость была самым ярким проявлением ее эмоций.
- Ничего, Джеральд, — сказала она, — забудь об этом.
Она повернулась и собралась уходить.
- Пока, дорогая, — ответил Джеральд, — увидимся за обедом. Я бы с удовольствием съел лазанью, греческий салат и, может быть, сырный пирог.
Абби остановилась в холле и прислонилась к стене. Ее глаза застилала пелена, но слезы не текли. Лазанья и сырный пирог, всегда чистый дом, безупречная репутация и жена-подарок — вот что имело значение для Джеральда. И она давным-давно научилась обеспечивать все это.
Она медленно вышла из здания и пересекла школьный двор. Потом она бродила по коридорам и смотрела на пустые классы. Иногда ей попадались классные комнаты, в которых работали учителя. Среди них было несколько знакомых лиц. Теперь ей было не так легко узнавать учителей, как раньше. Она редко приходила в школу, потому что была занята, и когда их с Джеральдом приглашали на учительские вечеринки, ей становилось все тяжелее улыбаться и выслушивать их сплетни друг о друге.
Оказавшись в восточном крыле здания, она направилась дальше к классу в конце коридора, откуда сильно пахло краской. Она заглянула в двери — учителя там не было.
Абби медленно вошла и посмотрела на простенькие рисунки на стенах, в грубых чертах изображавшие жизнь. Уже много лет в Хайденской школе не было по-настоящему талантливого преподавателя искусства, который сумел бы вдохновить учеников на творчество, — не было ни одного после Ника Марселло.
Да, Ник Марселло со своим вдохновением зашел слишком далеко.
Абби села за парту и живо вспомнила тот вечер, когда они с Джеральдом, увидев в студии Ника зажженный свет, застали его, флиртующего с этой девчонкой. Цена за приличие достаточно высока. Цена за неприличие, по праву, должна быть намного выше.
Именно так все и получилось: роман Ника был уничтожен на самом корню, а сам Ник Марселло потерял работу. Что сводило Абби с ума, так это то, что для Ника, казалось, все это не имело никакого значения. Почему, несмотря на потери, у него все шло хорошо? И даже теперь...
Абби искренне пыталась разобраться в себе и найти причину того, почему Брук так действовала ей на нервы. Возможно, потому что девушка всегда обманным путем, выигрывала там, где вообще не должна была участвовать. В числе других двадцати девушек ее выбрали для участия в школьном конкурсе красоты. А дочь Абби, Шерон, которую, несомненно, должны были выбрать, осталась за бортом. Брук носила эту безвкусную одежду, а люди вокруг вели себя так, словно она купила ее на престижной Пятой авеню. Брук была стройной, а Абби, несмотря на все свои усилия, не удавалось контролировать вес Шерон, пока она не отправила дочь после окончания школы на ферму. С тех пор Шерон так похудела, что от нее остались кожа да кости. Была ли дочь благодарна ей? Нет. Шерон только и делала, что унижала и ставила всю семью в неловкое положение. С тех пор Абби не видела дочь вот уже три года.