Откуда он знает все языки людей? Но об этом позже. Сейчас — самое важное.
— Где я нахожусь? Как вы называете свою планету? — спросил Грег.
Голос крылатого правителя прошелестел нечто несусветное, а затем он сказал:
— Так наша планета называется на языке нашем, но ты понять не можешь.
Грег сообразил, что вопрос им был задан некорректно, и переформулировал его:
— А как называется это место на моем языке?
— Вы называли эту планету «Земля», — ответил Лабастьер.
— О, господи! — выдохнул Грег.
Теперь он уже не мог сказать уверенно, что лучше: быть спасенным инопланетянами вдали от дома или обнаружить, что ты на родной планете, но вместо людей она населена какими-то «теплокровными бабочками»… Стоило ли так спешить домой, лишь для того, чтобы убедиться, что его захватили маленькие крылатые монстрики?
После того как Грега странным образом покормили странной пищей, вкуса которой он так и не смог разобрать, он вновь помочился (работают, работают почки!) и теперь вместе с едой переваривал свой разговор с Лабастьером Первым. Если сначала тот строил фразы довольно коряво, то вскоре стал разговаривать вполне гладко.
«…Зачем вы меня связали? — спросил Грег правителя. — Почему не будите остальных?»
«Вы большие и сильные. Я не уверен, что вы нужны нам, а мы вам. На Земле нет места двум таким разным расам, хотя я и имею на этот счет сомнения».
«Зачем же вы разбудили меня?»
«Я долго думал, стоит ли это делать. Годы. Я нашел три причины, по которым следовало разбудить тебя».
«Что это за причины? Какая первая?»
«Вы — нечто новое в моем мире. В нем так давно нет ничего нового, что я уже устал от этого».
«Вторая?»
«Та же. Вы были в других мирах и можете о них рассказать».
«А что за третья причина?»
«Вы — наши предки и создатели. Вы сделали нас из себя. Я испытываю к вам нечто вроде благодарности потомка. Я ощущаю связь между нами, так как я получил в наследство и ваши знания».
«Тогда развяжи меня».
«Тебя развяжут, но только после того, как доставят с орбиты на Землю. Я один понимаю, что мы обязаны вам своим существованием, но я же один отвечаю и за свой народ, за его безопасность. Я отвечаю за все. Я хочу говорить с тобой, пока мы не решим вместе, как нам с вами поступить, и пока ты не расскажешь обо всем, что видел в иных мирах».
«Почему ты выбрал именно меня?»
«Мне было все равно. Я не знал, кто из вас главнее, кго умнее и ответственнее. Я выбрал тебя».
«Почему?»
«Ты ближе других к выходу. Легче транспортировать. И самец. С самцами проще».
«Это точно, — усмехнулся Грег. — И как долго ты собираешься со мной говорить?»
«Сколько понадобится. Если мы найдем ответ быстро, то и говорить будем недолго. Если ответ спрятан, будем говорить годы. Я не ограничен во времени, я бессмертен. Если до того, как будет принято решение, ты умрешь, я разбужу другого бескрылого…»
Грега такая перспектива не слишком-то обнадежила. Но упрекать Лабастьера в нелогичности не приходилось.
Почему корабль вынырнул в таком далеком будущем?! Судя по всему, с момента его старта на Земле прошли сотни тысяч лет. Человечество успело погибнуть, а на его останках появилась и расцвела махровым цветом цивилизация этих чертовых бабочек! О том, что после каждого гиперпрыжка земное и бортовое время будет основательно различаться — на годы или даже десятилетия — было известно. Но такая разница… Впрочем, природа гиперпространства почти не изучена, мало ли какие там могут быть аномалии…
Кроме отброшенной сразу идеи, что все это сон, у Грега появилось и предположение, что «внук бога» просто врет и что корабль все-таки не в Солнечной системе, «бабочки» все-таки инопланетяне да к тому же еще и телепаты. Отсюда и знание языка… Зачем врет? А кто его, врага, поймет… Но эта версия показалась Грегу даже менее правдоподобной, чем предложенная Лабастьером, да к тому же еще и по-детски глупой. Нет, скорее всего, дело обстоит именно так, как тот и говорит.
В таком случае нужно приложить все силы, весь интеллект и все дипломатические способности к тому, чтобы вывести из анабиоза экипаж и создать на Земле человеческую колонию… «А для начала надо уговорить императора разбудить хотя бы Клэр, без нее мне будет совсем уж тяжко…» На миг ему стало страшно и больно от мысли, что ничего из того, что он любил, больше нет, что сейчас он, наверное, единственный в мире живой и бодрствующий человек. Грег был готов к тому, что никогда больше не увидит оставшихся на Земле близких, но чтобы все человечество… С другой стороны, засыпая, он был почти уверен, что не проснется вовсе…
Мысли Грега прервало появление команды из нескольких десятков бабочек, взявшихся за его транспортировку. Надо отдать им должное: они верно сообразили, как это делать. Отсоединили катетер, сняли с головы датчики биоэлектрической активности и мозгового давления. Затем отключили искусственную гравитацию, после чего, ухватившись за прозрачные путы и мелко трепеща крыльями, оторвали его невесомое тело от ложа и головой вперед повлекли к стыковочному модулю. «Как муравьи гусеницу», — подумал Грег.
Он пытался заговорить с ними, но то ли им было запрещено общаться с ним, то ли человеческим языком владел только их отсутствующий сейчас босс… Почему только он? Загадка. Он сказал, что получил в наследство знания людей, но, как и почему, не уточнил.
Все-таки масса человеческого тела для миниатюрных бабочек была слишком велика: сперва они тащили Грега очень медленно, а когда разогнались, не вписались в поворот ведущего к шлюзу коридора и довольно ощутимо треснули свой груз башкой о стену.
— Эй, эй! Полегче! — прикрикнул Грег, но с тем же успехом он мог бы разговаривать и с обычными мотыльками.
«Всегда не любил насекомых, — размышлял Грег. — Может, это и не совсем правильно для биолога… Впрочем, ученый вовсе не обязан любить объект своего изучения. Никогда я не мог понять, что красивого видят некоторые люди во всяких там бабочках, стрекозах и прочих жужелицах. Особенно в бабочках. Крылья разноцветные, как лепестки цветов, но между ними — гусеницы с тупыми злобными глазками…»
Грегу вспомнилось, как в детстве он разглядывал пойманную бабочку через увеличительное стекло, и его передернуло даже сейчас. Визуальным изучением его любознательность тогда, кстати, не удовлетворилась. Каких только опытов ни проводил будущий астробиолог с бедным насекомым, пока в результате оно не издохло… Похоже, теперь его настигла расплата за эту детскую шалость.
Словно в подтверждение крылатые носильщики снова стукнули его тем же самым местом о край проема шлюзовой камеры, и Грег, сморщившись, охнул. «И куда, интересно, они меня тащат? — подумал он. — Если в свой корабль, то откуда у них там столько места? Или они сделали корабль специально для меня?.. Вполне вероятно, — допустил он. — Похоже, их технологии развиты ничуть не хуже, чем когда-то у людей. Пристыковаться к чужому кораблю, да так точно, чтобы автоматика сработала и впустила внутрь, не так-то просто».
…Места было предостаточно, да и вообще, преодолев некоторый культурный шок, Грег понял, что корабль бабочек подозрительно похож на человеческий. Точнее, он словно был сделан по человеческим чертежам, лишь наскоро подогнанным под возникшие новые требования нынешних владельцев.
Нет, дизайн, конечно, отличался сильно, это-то Грега сперва и сбило с толку. Не было привычной четкости геометрических форм и линий, не было прямых углов и ровных окружностей — стены как будто руками вылеплены из глины. Непривычной была и окраска: плоскости испещрены разноцветными темными разводами и потеками… Но размеры, расположение и технические решения тех или иных блоков — от дверных шарниров до осветительных приборов — практически совпадали с привычными Грегу. И вновь вспомнились слова Лабастьера о том, что он — наследник человечества… А еще он понял, что это не звездолет, а шаттл, не имеющий гиперпространственного привода и движущийся лишь на поглотителях.