— Ты пытаешься отыграться за то, что все эти дни я был к тебе невнимателен? — спросил Дрейк, так и не дождавшись ответа.
— Нет, — прошептала она. — Нет, конечно.
— Тогда почему? — резко и требовательно спросил он. — Почему ты говоришь здесь всем подряд, что обручена с этим парнем?
Элли содрогнулась от нахлынувшей в его глазах беспощадной ярости. Но сумела не отвести взгляда, мысленно умоляя понять ее, что само по себе было невозможно.
— Я никогда никому не говорила, что с кем-то обручена.
— Мейзи Робертс напела мне нечто другое. Элли съежилась.
— Это все Чарлз. Он заявил, что надеется вскоре стать моим женихом. Но это навряд ли имеет значение…
— Вот как? — саркастически заметил Николас. — А что тогда имеет значение? Почему ты вообще пришла сюда с другим мужчиной?
— Я пришла с Чарлзом, потому что… мне нравится его общество.
У Николаса угрожающе сузились глаза, и он сбился с такта.
— Тебе нравится его общество? Но вроде предполагалось, что ты будешь со мной? Или я ошибаюсь?
Он сделал такой резкий разворот, что Элли чуть не упала, и ей пришлось вцепиться в отвороты его фрака.
— Ошибаешься. Я здесь не с тобой, а с Чарлзом. Он еще крепче прижал ее к себе, пожалуй, даже излишне крепко.
— Я не знаю, зачем ты все это делаешь, — тихо проговорил он, — но ты моя, Элли. Понимаешь, моя.
Они молча дотанцевали вальс, и она через силу проговорила:
— Нет, Ники, я не твоя. — Она отвела взгляд в сторону. — Я ничья.
— О чем ты говоришь?
— Я давно тебе сказала, что не выйду замуж ни за тебя, ни за кого-то еще, но ты не поверил мне. Так вот, Николас, я не выйду за тебя замуж.
— Лучшего времени сообщить об этом и не придумаешь, — выдохнул он сквозь стиснутые зубы. Покраснев от негодования, Элли воскликнула:
— Сколько раз я пыталась это тебе сказать! Сколько раз! И все без толку, ты ни разу не выслушал меня.
Николас дернулся как от удара, и она поняла, что он вспомнил. Он посмотрел на нее, и глаза у него были полны ярости и отчаяния.
— Почему? Почему ты предаешь меня? — еле слышно выговорил он дрогнувшим голосом.
Элли едва не вскрикнула. О каком предательстве он говорит?
Он с силой сжал ей руку и склонился к ее лицу:
— Боже мой, клянусь, я так надеялся, что наконец нашел ту, которая, что бы ни случилось, никогда меня не предаст. Я так надеялся, что ты станешь для меня той единственной, кому я всегда и во всем смогу довериться.
«Господи, — захотелось крикнуть ей, — я же не предаю тебя, как ты не понимаешь! И как тебе это объяснить?»
Элли беспомощно смотрела, как он меняется у нее на глазах, как отчаяние исчезает под маской умелого безразличия, превращаясь в то, что очень скоро можно будет назвать ненавистью. Боль пронзила ей сердце. На глазах закипели слезы. Если и был момент, когда она еще могла изменить ход событий, то он безвозвратно прошел. По глазам Николаса Элли поняла, что достигла своей цели. Она убедила его. Только вот радости от этого она не испытывала никакой. В душе осталась сосущая ледяная пустота.
Глава 24
— Я ухожу.
Барнард отвернулся от своей картины и бросил на Ханну любопытный взгляд:
— Уходишь? — Он оглядел ее с ног до головы. — Куда это ты так расфуфырилась? На свидание, что ль? В такую рань? — Он хохотнул и потянулся кистью к палитре.
— Я съезжаю. Барнард замер. Он уставился прямо перед собой, не на картину, а куда-то в пространство. Потом перевел взгляд на Ханну.
— Съезжаешь? Никогда в жизни не встречался с такой глупостью! Куда, черт возьми, ты пойдешь?
Ханна гордо вздернула подбородок, всем сердца надеясь, что он не заметит, как у нее дрожат руки.
— Я люблю тебя, Барнард Уэбб, вот такая я дура. А коли ты мне взаимностью не отвечаешь, я больше не могу жить с тобой под одной крышей. А куда я пойду, это уже не твое дело.
— Ах-ах! Как же, любовь! Романтические женские бредни! Самый натуральный вздор и больше ничего.
Ханна подобралась и стиснула затянутые в белые перчатки руки.
— Ты бессердечный человек, и я не могу понять, как вообще смогла тебя полюбить!
— Ага, вот так взяла и ушла! Одни слова! Попугать решила? Ну что ж, пугай. Да ты скорее пробежишься нагишом по Центральному парку, чем съедешь отсюда!
Ханна удержалась от соответствующего ответа на оскорбление и ровным голосом заметила:
— Ты ошибаешься, Барнард. Я действительно ухожу. Сейчас.
Он смотрел на нее несколько томительно долгих минут и молчал.
— Ну и уходи, — буркнул он наконец, и лицо его застыло страдальческой маской. — Проваливай. Мне-то что за дело?
И он, отпустив крепкое словцо, начал деловито растирать краски.
Ханна все смотрела ему в спину и ждала, когда Барнард обернется и скажет, что не хочет, чтобы она съезжала. Но он взял кисть и повернулся к мольберту. «А может быть, Барнард все делает правильно», — подумала Ханна. Только такая дура, как она, могла надеяться на самый пустячный знак внимания. Она заслуживает лучшего. Ханна знала это. Однако знать УМОМ и знать сердцем очень часто совершенно разные вещи.
С покорным вздохом Ханна, впервые за все эти годы почувствовав на своих плечах груз прожитых лет, снова поднялась на второй этаж. Она и собиралась сначала пойти к Элли, будучи совершенно уверенной, что та давным-давно встала. Однако дверь в комнату Элли оказалась плотно закрытой, и Ханне осталось спуститься вниз и начать с Барнарда.
Была суббота, и Элли еще накануне предупредила что магазин не будет работать. Ханне ужасно не хотелось будить девушку раньше времени. Она бы подождала еще, но бессердечие Барнарда лишило ее надежд терпения. Ждать было больше нечего. Ханна осторожно постучала.
— Кто там? — невнятно спросили из-за двери.
— Элли, милочка, это я, Ханна. Мне очень надо поговорить с тобой. Тишина.