Прихожая была полна солнечного света, и Элли не составило труда увидеть, что Мириам искренне огорчена.
— Я тебе верю.
— Он просто чудовище! — с облегчением переведя дух, воскликнула Мириам.
— Чудовище он или нет — сейчас это не важно. Я не намерена принимать его заказ.
— Но ты же его приняла!
— Я верну деньги, только и всего.
— Элли, ты же прекрасно знаешь, что мой брат ничего не делает просто так. Кроме того, тебе в любом случае нужна работа. Так пусть он заплатит эти несусветные деньги.
— Я в его деньгах не нуждаюсь.
— Но деньги тебе в любом случае нужны! — Мириам замолчала, явно над чем-то раздумывая. — Потом я знаю, что Чарлз умыл руки и не дает тебе ни цента.
На щеках Элли вспыхнули красные пятна.
— Откуда ты знаешь?
— Мир слухами полнится.
Элли чувствовала, что в любой момент может сдаться. Но такой роскоши она себе позволить не могла. У нее есть Джонас. А еще Барнард, Ханна и Джим.
— Это не меняет дела, Мириам. Я не буду писать портрет Николаса.
— Он в долгу перед тобой, Элли. Пусть расплачивается. И тут судьба нанесла ей еще один удар.
— Мамочка, мамочка!
Элли ринулась к двери, чтобы поскорее захлопнуть ее, но не успела. К ней, спотыкаясь, уже бежал Джонас. На его мордашке светилась восторженная улыбка. Следом влетела растерянная Ханна и быстро подхватила малыша на руки.
— Это я виновата, — сбивчиво затараторила она. — Как научился ходить, так всюду и лазает, сладу никакого нет.
И она вихрем вылетела с Джонасом из прихожей. Элли повернулась к Мириам и поняла, что уже слишком поздно.
— Великий Боже, — ахнула Мириам. Пораженная, она никак не могла отвести взгляда от двери, за которой исчезла Ханна с Джонасом. Глаза ее наполнились слезами. — Я не знала.
— Знали очень немногие. Чарлз такой заботливый и предупредительный отец, — солгала Элли. Мириам посмотрела на нее, как бы не слыша.
— Он так похож на Шарлотту. Элли онемела.
— Элли… — начала Мириам, но, увидев ее глаза, замолчала.
— Мириам, ты сказала, что хочешь быть моей близкой подругой.
— Да. Я действительно твоя близкая подруга.
— Тогда докажи это мне, моему сыну. Поклянись, что ты никогда не расскажешь о нем Николасу.
— Но Элли, послушай…
— Нет, Мириам! Никаких возражений. Николас не должен о нем знать.
— Почему? Почему не сказать отцу ребенка?
— Он не отец! Ты не понимаешь? Джонас мой и только мой! — Элли отвернулась, потому что не хотела, чтобы Мириам увидела, как она испугана.
— Элли, расскажи ему. Скажи Николасу о его… Скажи ему! Он тебе поможет.
— Да не поможет он мне! И я не собираюсь давать ему возможность раз и навсегда покончить со мной.
— Он никогда этого не сделает.
— Как раз и сделает, Мириам. Ты сама сказала что он чудовище, хочет погубить меня точно так же, как погубил моего… — Она прикусила язык. Весь ее мир снова рушился, и она перестала соображать, что и кому говорит. — Ты не можешь рассказать ему, Мириам, — заговорила она снова. — Пожалуйста, прошу тебя. Я вынесла презрение Николаса, я вынесла презрение семейства Монро, даже презрение света. Но я не вынесу потери сына.
Мириам глубоко задумалась. Наконец она кивнула и подняла голову:
— Хорошо, Элли. Я не скажу брату о мальчике. Но только если ты напишешь портрет Николаса. Элли с недоверием посмотрела на нее.
— Посмотри на вещи реально. Тебе нужны деньги, так? Если не для себя, то для сына уж точно. Почему из-за твоей обиды на Николаса должен страдать Джонас? Получи деньги и уезжай из Нью-Йорка. Начни новую жизнь в другом месте. Америка большая, Элли. Дай Джонасу шанс.
— О чем ты говоришь? Как я могу отсюда уехать?
— А каково тебе здесь оставаться? Ты же прятала Джонаса от посторонних глаз с самого дня его рождения, верно? И я прекрасно понимаю почему. В городе хватает людей, которые, бросив лишь беглый взгляд на твоего сына, сразу скажут, что его отец Николас. У Элли все сжалось внутри. Она и сама знала это. Мириам полностью права. Но как уехать? Куда? Но Мириам права и в другом — как оставаться здесь?
— Напиши его портрет, Элли. А потом у тебя будет время принять решение.
Ровно в полдень снова затрезвонил дверной звонок. К этому времени Элли исходила вдоль и поперек свою комнату, пытаясь привести в порядок разбегающиеся мысли. Барнарду она сказала, что никого не хочет видеть. Ей нужно было время, чтобы обо всем хорошенько подумать.
Но ее желаниям не суждено было сбыться. Дверь комнаты распахнулась, и на пороге возник не Барнард, а Николас. На миг она потеряла дар речи. Но только на миг.
— Уходи отсюда!
— Дорогая Элиот, честно говоря, я ожидал чего-нибудь более оригинального.
За спиной Николаса появился запыхавшийся и раскрасневшийся Барнард.
— Элли… я ему сказал… что нельзя.. .сюда подниматься… но он… не послушал… , — Он все это действительно сказал, — подтвердил Николас с ухмылкой, которая могла привести в ярость кого угодно. — А я действительно не послушался.
— Уходи! — повторила Элли сквозь зубы.
— Послушай, Элли, мы все это уже проходили, — покачал головой Николас. — Я пришел, чтобы ты начала писать мой портрет.
Со стороны лестницы донеслись неясные звуки. Элли побледнела:
— Барнард, пойди помоги Ханне. И вообще вам полезно немного пройтись.
Барнард поначалу заколебался, но потом, будто что-то вспомнив, торопливо исчез за дверью.
— Так, — проговорил Николас. — Значит, хочешь остаться со мной наедине.
— Мечтать не возбраняется, Дрейк.
— Отчего же? Мечты тоже иногда сбываются.
— Я хочу, чтобы ты немедленно оставил мой дом. Николас задумчиво посмотрел на нее:
— Ты что, боишься писать мой портрет? Дело ведь в этом? Элли открыла было рот, чтобы ответить, но промолчала. Да и что она могла сказать? Она вся кипела от гнева. «Я не боюсь, я ничего не боюсь», — в отчаянии убеждала она себя. Но правда была в другом. Она боялась, и еще как! Она боялась, что если начнет портрет Николаса, то не сумеет сдержать себя и поцелует его. И снова отдаст ему свою любовь. Элли до боли стиснула зубы, чтобы не закричать.