Глава 14
Лорд Харкорт сидел чуть раскачиваясь на табуретке. Он выпустил колечко дыма высоко к почерневшим, закопченным стропилам потолка и, прищурившись, смотрел на кружку эля.
Он много выпил, но алкоголь, похоже, не оказал на него никакого действия.
— Твоя очередь бросать кости, Гарет. — Брайен подался вперед, щуря глаза, чтобы сквозь дым разглядеть цифры на костях, брошенных на перевернутый бочонок из-под эля, который служил им столом.
Гарет сделал большой глоток и сгреб кости. Некоторое время он держал их в ладони, потом рассчитанно ленивым движением метнул через стол.
— Ха! Сегодня тебе дьявольски везет, мой друг. — Брайен резко повернулся на своей табуретке. — Эй, парень! Принеси-ка еще кувшин эля!
Гарет прекратил раскачиваться.
— Все, ребята, больше я пить не буду, и играть мне больше сегодня не хочется. У меня есть предчувствие, что скоро счастье мне изменит.
— Эй, Харкорт, ты же не покинешь нас, пока мы не отыгрались? Не может быть, что ты не оставишь нам надежды! — закричал лорд Лестер. — Очень не по-джентльменски уходить с выигрышем.
Гарет только улыбнулся.
— Я готов ответить на вызов любому джентльмену, обвиняющему меня в недостойном поведении, Лестер. Но, право же, мне хочется поскорее лечь в постель.
Он сгреб сверкающую кучку гиней и опустил их в кожаный мешочек на поясе.
— А, ты рвешься назад, в объятия своей сестрицы! — расхохотался Брайен, отпивая добрый глоток из своей кружки. — Ты дал своей сестре слишком много воли, мой мальчик, — продолжал он журить Гарета, не забывая, впрочем, о выпивке. — Так же было и с Шарлоттой.
Гарет побледнел, щека у него дернулась. Он ничего не ответил. Несколько секунд Брайен смотрел на него, по-прежнему ухмыляясь, потом, осознав, что сказал, покраснел до корней волос. Он с отчаянием бросал взгляды на своих товарищей и собутыльников, но все они, включая и Кипа, хранили каменное молчание. Они смотрели куда-то в сторону и старались не встречаться с ним взглядом.
— Прошу прощения, Гарет, если я позволил себе что-то лишнее, — пробормотал Брайен.
Гарет встал и вышел из низкой комнатушки таверны.
— Но ведь это правда, — сказал Брайен, обращаясь к собутыльникам, как бы оправдываясь и защищаясь.
— Да, — ответил Кип мрачно, — но думаешь, Гарет сам этого не знает?
— Сегодня он показался мне не таким меланхоличным, как всегда, — заметил Лестер, собирая кости. — Пока тебя не дернуло высказаться, Росситер.
Брайен промямлил что-то и протянул свою кружку слуге, чтобы тот снова ее наполнил.
— Этот брак герцога Руасси и леди Мод значит для него очень много, — заметил Кип. — Хотя все зависит от того, как на это посмотреть. Однако не думаю, что возникнут сложности.
— Право же, нет, — пробормотал Уорвик. — Эта девица — просто лакомый кусочек. Я-то думал, она больная, чуть ли не умирающая, а она показалась мне совсем здоровой.
— Да, вполне здоровой, — откликнулся Кип, чертя пальцем в лужице эля, расплескавшегося на столе. — Будто она и дня в своей жизни не болела.
— Этот брак с Руасси опять принесет семье власть и при английском, и при французском дворах.
— Да, судя по всему, Елизавета сегодня слушала его весьма благосклонно, — пробормотал Кип будто про себя.
— Уж она постаралась выдоить из него все о том, что происходит за границей.
— Я много размышлял, почему Гарет так долго оставался праздным после того, как он был в силе, при власти, после того, как он привык пользоваться таким влиянием, — задумчиво заметил лорд Лестер.
— Да, все это много значило для него, — согласился Брай-ен. — Прежде…
Ему не было нужды заканчивать фразу. Кип заметил лукаво:
— Есть надежда, что брак с Мэри Эбернети не будет бесплодным.
— Да. уж она-то не принесет ему никаких неприятностей, — хмыкнул Уорвик. — Она чиста, как свежевыпавший снег, и обладает таким же чувством долга, как монахиня.
— Она должна постараться родить наследников, если не хочет, чтобы его сестра ее со свету сжила.
— Но у сестры нет потомства. Леди Имоджин не проявля: ет желания рожать детей. Сомневаюсь, что Дюфор способен позаботиться о продолжении рода, — ухмыльнулся Брайен.
— Хочешь сказать, он не в силах заставить себя совокупиться с ней и дать ей дитя? — спросил Лестер с непристойным хихиканьем.
— Возможно, он не способен ни па то, ни на другое, — сказал Брайен, снова бросая кости. — Что с тобой, Кип? Парень, да ты уснул над своей чашей!
— Прошу прошения, я немного задремал, — ответил Кип, но его острые, проницательные глаза не казались сонными, словно он мысленно решал какую-то загадку.
Гарет направился к реке, всматриваясь в темноту и держа шпагу наготове. В эти часы на улицах было опасно. Но пока что он слышал только звук собственных шагов. При виде неровно освещенной набережной и пристани Ламбета он ускорил шаги и вышел из грязного переулка на улицу, освещенную фонарем, подвешенным на носу барки перевозчика.
Гарет ступил на борт и, садясь на скамью, плотнее запахнул плащ.
— В имение Харкортов, за пристанью Стрэнда, — скомандовал он.
— Да, милорд. — Перевозчик взялся за весла, и барка скоро оказалась на середине реки. Было около четырех часов утра, и вода была черна, как деготь, а небо над ней еще чернее. Маленькое суденышко внезапно вильнуло, и откуда-то из темноты до Гарета донеслось хоть и приглушенное, но столь явственное проклятие, будто его произнесли совсем рядом.
— Чума и оспа на тебя! — выругался перевозчик, чудом избежав столкновения с плотом, с которого двое мужчин ловили угрей. — Почему на вашем плоту нет фонаря?
Единственным ответом, который он услышал, было:
— Чтоб Господь послал на тебя проказу!
Гарет кутался в свой плащ и ежился, мечтая согреться и жалея о том, что не оделся потеплее. Но он не рассчитывал сегодня так задержаться. Потом он стал думать о словах Брайена.
Брайен не сказал ничего, кроме правды, но сам он вряд ли понял, как близок к истине. Откуда Брайену было распознать в Имоджин похожую на одержимость любовь к брату, сродни той, которую сам Гарет питал к Шарлотте? Каждая минута в жизни Имоджин была посвящена заботам о брате. Она жила ради него и для него. И поскольку он сам знал власть и силу такой всепоглощающей любви, он не мог ее отвергнуть, как была отвергнута его собственная любовь.
Его мрачные раздумья были прерваны, когда барка перевозчика ударилась с глухим стуком в причал. Он легко спрыгнул на берег, бросил перевозчику шиллинг и направился к калитке. Привратник, зевая во весь рот, одной рукой снимал шляпу, а другой пытался выкрутить фитиль своего фонаря.
— Прошу прощения, милорд. Должно быть, задремал, — бормотал он.
Гарет только хмыкнул и взял у него фонарь.
— Я сам доберусь до дома, — сказал он.
Теперь уже небо на востоке посветлело. Фонари, расположенные вдоль дорожки, ведущей к дому, почти догорели, а один или два и вовсе погасли.
Зоркие глаза Гарета уловили мелькнувшее на дорожке впереди оранжевое пятно — Миранда, как обычно босоногая, бежала ему навстречу. Рядом с ней прыгал верный Чип.
— Милорд?
Гарет нахмурился, пытаясь освободиться от мрачных воспоминаний, окутавших его, как облако.
— Что ты здесь делаешь, Миранда?
Лицо ее казалось бледным пятном в темноте, а глаза черными.
— Не могла уснуть. Мне было так одиноко в этой неуютной спальне. Я чувствовала себя такой несчастной и жалкой! Не могу поверить, что я просто взяла и сняла туфли! И это в дополнение ко всему остальному! Леди Мэри так на меня смотрела! И вы не сказали ни слова… Поэтому я решила, что выйду и дождусь вас здесь.
Она улыбалась ему чуть неуверенно. Внезапно под порывом ветра с реки смоляной факел вспыхнул ярче и осветил их лица. Улыбка Миранды исчезла.