— Почему? — Мод была в ужасе. — Это потому, что я заняла ваше место? Вы думаете, что больше не нужны здесь?
— Не нужна, — ответила Миранда. — Но это не единственная причина. Мне надо найти своих, пока они не отбыли во Францию. Возникло недоразумение, и они решили, что я не вернусь к ним. Поэтому на рассвете я покидаю этот дом.
— Я не хочу, чтобы вы нас покинули, — медленно произнесла Мод, будто сама удивляясь своим словам.
— Тогда пойдемте со мной, — ответила Миранда не задумываясь. И вдруг эта нелепая идея показалась ей вполне осуществимой, она оживилась и повеселела. — Последнее приключение вместе, — сказала она и вновь стала прежней веселой Мирандой. — Поедемте со мной в Фолкстон, Мод. У вас будет время подумать обо всем, и вы поймете, чего хотите. Вы сможете сами принять решение. И отвечать за него будете только перед самой собой. Боюсь, что такой возможности вам больше никогда не представится.
Мод смотрела на нее широко раскрытыми глазами и видела в ее глазах собственное отражение. Она отражалась в глазах Миранды, а Миранда — в ее глазах. И видела свою собственную жизнь, разрываемую на части. Даже бросая вызов своим опекунам, она только отвечала на чинимое ими насилие, она не принимала собственных решений. Теперь же ей предоставлялась возможность ясно понять, чего она хочет в жизни. Она наконец могла бы понять, что ей надо. Узнать себя.
— А что сказать герцогу? — медленно спросила она. — Завтра они должны подписать брачный контракт.
— Сошлются на вашу внезапную болезнь.
Мод кивнула:
— Это никого не удивит. Но они разгневаются.
— Нет, не думаю, — возразила Миранда. — Мы оставим им записку. Напишем, что вы вернетесь через неделю. Милорд поймет.
— Как он может понять поступок, который я и сама-то не понимаю?
— Поймет — и все тут. — Миранда потянулась к Мод и обняла ее. — Итак, мы уходим на рассвете. У меня нет денег, но мы с Чипом сумеем их заработать.
— О, деньги есть у меня, — с готовностью отозвалась Мод. Она смотрела на Миранду с возрастающим удивлением. — Почему я это делаю?
— Потому что вы мне нужны, — ответила Миранда. — И еще потому, что это нужно вам самой.
И по какой-то непонятной причине этот ответ показался Мод убедительным. Словно она долго отгадывала сложную и запутанную шараду, и эта фраза стала ключом к разгадке. Вот только смысла этой шарады Мод все равно не понимала.
Гарет уже в который раз пошел ладьей, устало гадая, когда же королеве наскучит игра. Сначала он намеренно проигрывал, чтобы поскорее закончить этот без конца длившийся вечер, но потом решил, что так выйдет только хуже. Королева была слишком хорошей шахматисткой и слишком быстро соображала, чтобы ее можно было легко обмануть. А в случае если бы он вызвал ее неудовольствие, едва ли ему удалось бы так скоро, как хотелось, вернуться в тишину своей спальни.
Елизавета сделала ход слоном. Ее длинные белые, унизанные кольцами пальцы не отпускали фигуру до тех пор, пока она не убедилась, что ход сделан правильно. Потом она улыбнулась:
— Шах, сэр.
Гарет оглядел шахматную доску. Он мог бы играть дальше, добиваясь ничьей, или согласиться на проигрыш. Он поднял глаза на королеву и заметил злорадный блеск в ее черных глазах — она прекрасно понимала, о чем он думает.
— Принимаю ваше поражение, милорд Харкорт, — сказала она. — Боюсь, что мысли ваши нынешним вечером заняты не игрой. Сегодня вам у меня не выиграть.
Гарет опрокинул своего короля и печально улыбнулся:
— Ваше величество очень проницательны.
Елизавета рассмеялась, довольная комплиментом. Она поднялась из-за шахматного стола, и Гарет тотчас же вскочил. Елизавета отослала своих измученных придворных дам спать, как только они прибыли в Уайтхолл. Герцог Руасси давно уже принес свои извинения и был отпущен как почетный гость, имеющий право на снисхождение, но подданный Елизаветы был обязан подчиняться ее правилам. А Елизавете, страдающей бессонницей, был нужен кто-то скоротать длинную ночь за игрой в шахматы.
— Я нахожу герцога Руасси интересным мужчиной, — заметила она, раскрывая веер и обмахиваясь им. — Он не глуп.
— Вы совершенно правы, ваше величество.
— Похоже, он не сомневается в том, что осада Парижа принесет Генриху полный успех. Он в этом абсолютно уверен. — Королева подняла выщипанную, тонкую бровь. — Хотелось бы и мне иметь такую уверенность. А вы что думаете, милорд?
— Думаю, что правда на его стороне, мадам.
Королева сложила веер и теперь похлопывала им по ладони.
— Конечно, я и не ожидала от вас иного ответа. После того, что произошло с вашей семьей во время этой бойни. Если Генриху удастся закрепить за собой корону Франции, брак вашей воспитанницы принесет Харкортам почести и деньги. Верно?
Понимая, что этот вопрос ответа не требует, Гарет только кивнул.
— Я еще не знаю, принесет ли Англии благо воцарение Генриха Наваррского на французском престоле, — задумчиво сказала Елизавета. — Впрочем, хорошие отношения с французским двором никогда не помешают.
— Для меня на первом месте всегда была верность и преданность моей королеве.
Елизавета довольно кивнула:
— Я люблю, когда мои люди проявляют честолюбие, лорд Харкорт. Честолюбие и жажда власти — надежные помощники в достижении целей. — Она улыбнулась, и Харкорт снова заметил странный блеск в ее глазах. — Честолюбие и жажда власти — очень удобные ниточки, за которые легко дергать… — Внезапно она повернулась, собираясь удалиться на покой. — Доброй ночи, милорд.
— Надеюсь, ваше величество будет спать хорошо. — раскланялся Гарет и не поднимал головы, пока королева не удалилась в свои личные покои. Потом с невольным вздохом облегчения покинул зал. Он прошел не более половины длинного коридора, когда впереди распахнулась дверь.
Ему преградила путь леди Мэри Эбернети. Она остановилась как раз под лампой, укрепленной в нише в стене, и первая пришедшая Гарету мысль была о том, что его невеста занемогла или чем-то смертельно напугана, а возможно, получила какое-то ужасное известие Лицо ее, белое, без кровинки, было похоже на безжизненную маску, а глаза, глубоко запавшие, смотрели пристально в одну точку. Она стояла совершенно неподвижно и глядела на него, будто он был чудовищем из преисподней.
— Мэри? — сказал он останавливаясь. — В чем дело? Что случилось?
— Мне надо поговорить с вами наедине, сэр. — Голос ее звучал глухо.
Она отступила в маленькую комнатку, где, по-видимому, ожидала его появления. Изумленный и встревоженный, Гарет последовал за ней.
— Что случилось? — повторил он, наклоняясь подкрутить фитиль в стоявшей на маленьком столике лампе, потом высоко поднял ее, чтобы осветить комнату лучше и разглядеть Мэри. И сказал с беспокойством: — Вы выглядите больной, Мэри.
— Я… я… мне дурно, — сказала она тем же безжизненным голосом. — Вы… у вас… плотская связь с этой девушкой. — И тут ее голос обрел силу: — Она вовсе не ваша воспитанница! Вы завели позорную интрижку под собственным кровом… с… с кем? Кто она?
Гарет осторожно поставил лампу на стол. Он понятия не имел, как Мэри стало известно о его связи с Мирандой, но теперь, глядя в лицо своей нареченной, испытал облегчение. Облегчение, какое, вероятно, испытывает только что исповедавшийся грешник. И потому он обдумывал ответ с рассчитанным цинизмом.
— Кто она? — повторила Мэри. Теперь на ее высоких скулах рдели два алых пятна, подчеркивая бледность кожи. Глаза ее горели праведным гневом. — Вы привезли ее в свой дом, чтобы сделать любовницей?
Гарет подумал, что лучше всего сказать ей правду:
— Нет, вначале я просто встретил Миранду в труппе бродячих комедиантов.
— Бродяжка! И вне всякого сомнения, воровка. И вы вступили в преступную плотскую связь с подзаборной потаскушкой в своем собственном доме?! — Мэри задыхалась от я роста.
— Миранда не потаскушка, Мэри, — спокойно возразил Гарет.
Он был изумлен силой ее страсти. Женщина, никогда не терявшая головы, ни при каких обстоятельствах не показывавшая своих чувств, никогда не сказавшая и не сделавшая ничего, не взвесив предварительно последствий, набросилась на него с яростью мегеры: