– Мастерство твоё, Алишер, известно во всём флоте. И да будет в веках прославлено твоё умение подобрать к блюдам правильные ингредиенты. Присаживайтесь, друзья мои. У нас тут беседа интересная.
Повара и его помощника усадили на почётные места, налили им чаю; Воронцов, как самый младший в экипаже, начал раскладывать «плов» по тарелкам. Алишер только покачал головой. Кушать правильно, руками прямо из блюда, эти дикие русские не научились даже на другой планете.
– Шеф, – подал голос Кирилл, – Не обижайся, но по твоим словам выходит, что Земля – отвратительное место. Ты будто бы целых пятьдесят три года мучился там, и лишь попав сюда, осознал, что прожил первую свою жизнь зря.
Кок, неодобрительно цокнув языком, что‑то бормочет по‑узбекски.
– Злой язык у тебя, Киря, – ухмыляется командир. – Но за прямоту твою люблю тебя. Видишь ли, всё познаётся в сравнении. Давай для начала спросим у Алишера, как ему жилось на Земле, а затем я постараюсь объяснить несколько, на мой взгляд, простых вещей.
Все присутствующие с интересом уставились на кока, предвкушая познавательный рассказ. Но тот явно относился к большинству, не желающему жить прошлым.
– Не обессудь, Толя. Может, в другой раз. Пойдём мы, дел много. Тесто подошло, хлеб печь пора.
Алишер встал, слегка поклонился, быстро провёл ладонями по жидкой бородке и вышел за дверь. Темир вскочил и побежал вслед за отцом, на ходу допивая чай.
– Что‑то нас не туда занесло, – огорчился капитан, – надо будет позже сходить на камбуз, извиниться. Ну, не беда, я знаю, чем задобрить нашего кока. Итак, раз привлечь чужой опыт не получилось, продолжим объяснение на собственном примере.
Анатолий Иванович, задумавшись, разгладил пальцами усы.
– Представьте себе, что все дирижабли нашего воздушного флота вдруг начали летать сами, грузовики в аэропортах тоже перестали нуждаться в водителях. Штабелёры, загружая и выгружая грузы катаются туда-сюда без участия операторов.
– Ерунда какая‑то! – возмутился Яков. – Я знаю, конечно, что на Земле людям запрещено управлять транспортом. Но применительно к нашей технике я даже представлять себе такого не хочу.
– Вот. А на самом деле, разницы в данном случае никакой. Всё первое поколение колонистов жило до «отлёта» сюда в таких ужасающих (в кавычках) условиях. При этом нисколько не комплексуя по данному поводу. Если ты чего не пробовал, тебе того и не надо. Только здесь я оценил этот невероятный кайф – упругость штурвала в руках. Мощь машины, которая подчиняется твоей воле. Я ведь участвовал в создании всего этого. Мы строили первые самолёты, испытывали их. Разбивались… Кто‑то насмерть…
Взгляд Анатолия Ивановича на мгновение затуманился; капитан торжественно перекрестился. Юра вдруг подумал: не связана ли хромота их начальника с тем периодом его жизни?
– Но это того стоило. Это оказалось таким делом, за которое не жалко всё отдать. У нас были любые чертежи – от самолёта Можайского до последних образцов беспилотных лайнеров, способных двигаться в трёх средах. Несмотря на такой задел, предоставленный нам предками, мы чувствовали себя пионерами авиации. Ведь многое приходилось менять. Искать замену недоступным нам сплавам и пластикам, пересчитывать прочностные характеристики узлов под условия другой планеты. Под другой состав и другую плотность атмосферы, под отличную от земной силу тяжести. Перекраивать, казалось бы, незыблемые формулы. Техническое творчество это, скажу я вам, увлекательная штука. Когда занимаешься интересным и нужным делом, уже не обращаешь внимания на то, успел ты пообедать, вовремя ли лёг спать…
– Я понял! – воскликнул Воронцов. – У меня такое было, когда я осваивал схемотехнику. Всю ночь ковыряешься с деталями, паяешь. Потом под утро подключаешь питание к только что собранному тобой приёмнику, а он оживает, начинает говорить разными голосами.
– Молодец, Юра. Ты хоть и мажор, но мажор правильный. Суть уловил. Большинство людей на Земле, по крайней мере, в то время, когда я там жил, не имели возможности заниматься чем‑то подобным. Устройства стали слишком сложными, слишком компактными. Их создание стало уделом ограниченной группы технических специалистов, по сути, отдельной касты людей, отбираемых в гильдии инженеров и учёных ещё в детские годы. Система профориентации безошибочно отсортировывала «физиков от лириков». И неизвестно ещё, кто был несчастнее – запертые в наукоградах «головастики», или плебс, беззаботно проживающий свои жизни в мегаполисах.
– А я бы, шеф, не отказался от беззаботной жизни в большом городе, – мечтательно пропел Кирилл. – Никаких тебе жутких тварей, никаких природных катаклизмов. За тебя уже обо всём подумал кто‑то наверху. Предоставил тебе работу, хату. Много свободных раскрепощённых девушек вокруг. И, главное, есть куда их повести. В городе куча развлечений на любой вкус. Чем плохо?